Лоретта Чейз - Не искушай меня
Марчмонт на мгновение забылся с ней, подбросил вверх и закружил в воздухе, и она всем своим существом воспарила от счастья и триумфа.
О, и от любви.
Он снова поставил её на ноги, медленно, неохотно, и она, молча, уступила, поскольку выбора у неё не было.
Она не хотела, чтобы он ставил её на ноги.
Она хотела, чтобы он прижал её к стене и взял, здесь и сейчас.
Сейчас, за его спиной Зоя стаскивала перчатки, не беспокоясь о браслетах. Один из них упал, а второй остался на обнажённом запястье. Она скользнула голыми руками в волосы Люсьена и удерживала его, в то время как поцелуй переходил из жаждущего в страстный и мысли растворялись в ощущениях.
Девушка почувствовала, как Марчмонт шевельнулся, тоже стаскивая перчатки и не разрывая поцелуя, и на этот раз она изогнулась ему навстречу. Но им мешали обручи кринолина. Она потянула за край платья, но Люсьен оттолкнул её руку в сторону, и его голая рука оказалась на её колене, двигаясь вверх под сорочкой, скользнув по чулку к подвязке и выше, к коже. Стремительный наплыв удовольствия был так прекрасен, что Зое показалось, будто она проваливается на дно мира.
Ладонь Марчмонта поднялась выше.
– Без панталон, – произнёс он, и это больше походило на стон, чем на слова. – О, Зоя.
– Быть пристойной снаружи и порочной внутри, – прошептала она.
– О, Зоя.
Карета снова рванулась, и она едва не упала у него с колен, но рука герцога удержала её. А другая его рука по-прежнему находилась под Зоиными юбками, всё ещё на её коже, поднимаясь с мучительной медлительностью.
Она зарылась лицом в его шейный платок.
Люсьен обхватил ладонью её Дворец Удовольствия, и Зоя вскрикнула раз и затем другой, когда он прикоснулся к ней.
Ей хотелось кричать, «давай, давай».
Зоя была готова так, как никогда не представляла, что может быть готовой. Она потянулась вниз и положила руку на клапан бриджей Марчмонта, туда, где из-под ткани выпирало его мужское достоинство. Девушка нашла пуговицы и расстегнула их, быстро, нетерпеливо. Затем она нашла его мужскую гордость, и обхватила рукой орудие наслаждения. Совершенно не похоже на Карима.
– Зоя.
Она провела рукой сверху донизу по всей его длине.
Его член был очень большим, и горячим, и твёрдым.
Вряд ли он подойдёт ей по размеру.
Ей было безразлично. Они как-нибудь сделают так, чтобы он подошёл.
Зоя знала множество позиций, и она просто слегка развернулась, согнула колено, поставила согнутую ногу Люсьену на бедро, ступнёй на сиденье.
Рука Марчмонта покинула её тайное место, накрыла её руку, отталкивая от его жезла. Зоя качнулась на нём, так близко как могла, кожа к коже.
Тысячи дорог ведут к наслаждению. Это лишь одна из них.
– Ты, – хрипло произнёс герцог.
Она подняла отяжелевшие веки, чтобы встретиться с горящим взглядом зелёных глаз.
Она наклонилась и обвела язычком его губы.
Лизнула в подбородок.
Люсьен издал звук, в котором смешались смех и стон.
– Нам следует остановиться, – сказал он.
Зоя продолжала раскачиваться и прижиматься своим мягким сокровищем к его твёрдому члену. Она потерялась в наслаждении, в тёмном мире страсти. Она потерялась в его запахе и низком звуке голоса, такого мощного. Карета качалась под ними, и атласное платье шелестело по его бриджам. Это было безнравственно и прекрасно, и Зоя парила в жаркой темноте желания, прижимаясь к нему, кожа к коже, наслаждаясь им.
– Зоя.
Она подняла руки и стянула вниз лиф платья, сжав свои груди. С закрытыми глазами, она продолжала раскачиваться.
Марчмонт издавал звуки. Слова или рычание – Зоя не понимала. Она сходила с ума от любви и наслаждения, жара и прекрасной звериной страсти.
Герцог схватил её за талию:
– Ты должна…
И тут он издал горловой рык. Его рука оказалась между ними, в её чувствительном местечке, горячем и влажном. Затем Зоя почувствовала его, эту огромную горячую штуку, которая не подходила по размеру, и ей было всё равно.
Он толкнулся в неё, и её глаза широко раскрылись.
Он снова толкнулся, и её голова упала ему на плечо. Зоя закусила губу. Было больно.
Он снова толкнулся, и она проглотила крик разочарования. Это было очень неприятно.
И тут Зоя ощутила руку Люсьена, такую ласковую, в своем чувствительном месте, и что-то внутри уступило, и она снова ощутила его внутри, наполняющего её, и девушка прошептала с удивлением:
– О, это… Это очень приятно.
Марчмонт снова издал полу-смех, полу-стон.
Затем он задвигался, и она двигалась вместе с ним, раскачиваясь, как делала прежде, но на этот раз он был внутри. И на это раз наслаждение усилилось и взвилось в ней, как ракета. Всё выше, и выше оно поднималось. Пока не ударилось в небеса и не взорвалось, его остатки каскадом обрушились вниз, сквозь неё и сквозь него, искрами счастья растекаясь в темноте.
Безумие, безумие, безумие.
Люсьен крепко обнимал Зою, пока они приходили в себя.
Он крепко обнимал её, когда к нему вернулся здравый смысл, твердя «Безумие, безумие, безумие».
– О, Зоя, – сказал Марчмонт, когда снова обрёл голос.
– О, – сказала она нежно, – это было восхитительно. Теперь я понимаю, почему женщины заводят любовников. Было в высшей степени приятно – кроме болезненной части в середине. Но это из-за преграды моей девственности. До того и после того всё было очень хорошо.
Люсьен немного откинулся назад, чтобы посмотреть на Зою.
Она мечтательно глянула на него и немного качнулась, вперёд-назад.
Бесстыдное движение. Он бы уже привёл себя в чувство, если бы не оно.
А возможно и нет.
Зоя улыбалась своей улыбкой распутницы, груди вывалились из платья.
– Для тебя не существует запретов, не так ли? – спросил Марчмонт.
– Мой английский вернулся ко мне так быстро и легко, – сказала она. – Кажется, запретам требуется гораздо больше времени, чем три недели. У меня не было на них времени – я была так занята, упражняясь в приседании и в том, как пятясь выходить из комнаты, не наступив себе на шлейф или подол платья и не уронив веер.
Зоя погладила герцога по щеке.
Он повернул голову и поцеловал её ладонь. Она сохраняла запах их занятий любовью, и его разум снова помутился.
Думай об её отце, сказал себе герцог.
Это подействовало на его половые органы подобно ведру холодной воды.
Лексхэм, единственный человек на свете, за которого он бы отдал свою жизнь.
… чью младшую и самую любимую дочь Марчмонт только что обесчестил.
Люсьен взял её руку и поцеловал в ладонь. В это время его взгляд упал на окно.
