Жюльетта Бенцони - Оливье, или Сокровища тамплиеров
— О, мадам! Именно такая застежка и нужна!
— Поэтому я думаю, что приобрету ее...
И, обернувшись к Пьеру де Манту и одновременно придерживая рукой пышные складки, она воскликнула:
— Ну, мэтр Пьер, вы опять меня соблазнили. Впрочем, вы наверняка именно этого и ожидали!
— Я надеялся, мадам, — сказал он, склонившись до земли. — Надеялся...
— Хорошо сказано! А теперь поговорите с мадам де Комменж, в ведении которой находится моя шкатулка, и отберите вместе с ней все необходимые вам аксессуары[49]...
Он вышел, поклонившись, а Маргарита, внезапно придя в превосходное настроение, вновь стала любоваться плащом. А Од была необыкновенно счастлива тем, что ее работа получает столь прекрасное завершение.
— Это изумительно подходит к тому красивому поясу, что... монсеньор подарил вам на день рождения, — сказала девушка. — Рубины на нем, конечно, помельче, но оттенок один и тот же!
— Да, ты права!
За эти несколько лет Маргарита по-настоящему привязалась к дочери Матье де Монтрея. Ставшая ослепительной красота девушки ее нисколько не смущала, наоборот: ей нравилось иметь возле себя такую служанку — для контраста, который возникал с ней, великолепной брюнеткой. Она была слишком уверена в себе, чтобы хоть кого-нибудь опасаться, тем более что Од, робкая и сдержанная по натуре, была девушкой очень разумной и отвергала мягко, но твердо ухаживания тех, кто рисковал к ней приблизиться, и это не могло не нравиться молодой королеве. Однажды, в канун прошлого Рождества, она прямо спросила Од:
— Таких красивых девушек, как ты, не часто встретишь, и просьбами о замужестве или... прочими предложениями ты отнюдь не обделена! Твоего внимания добиваются и молодые дворяне, а среди них есть очень привлекательные. Почему же никто из них не тронул твоего сердца? Сколько тебе лет?
— Двадцать, мадам.
— И твое сердце все еще молчит? Поверить не могу!
Од подняла на Маргариту взгляд своих прозрачных, внезапно ставших задумчивыми глаз:
— Сердце мое заговорило очень давно, мадам, оно и сейчас не молчит!
— Правда? О, ты меня успокоила! И кто же этот счастливый юноша? Ведь он, я полагаю, не старик?
— Нет, он не старик и никогда им не будет. Как и я никогда не буду ему принадлежать, — добавила она, ощутив внезапную потребность исповедаться.
Она доверяла Маргарите, которая, несмотря на гордость, была доброй и великодушной. И не стала бы насмехаться над ней, в отличие от тетушки Бертрады, которая считала, что преуспеть в жизни можно только благодаря удачному замужеству.
— Но почему? Только не говори мне, что он любит другую, потому что это невозможно! Если только он полюбил меня, — со смехом добавила она. — Нет. Он не любит другую... разве что Богоматерь!
Черные глаза Маргариты стали еще больше.
— Он священник? Или монах? Допускаю, что среди них есть очень приятные мужчины, но неужели тебе так не повезло?
— Еще хуже, мадам, — ответила Од, с трудом сдерживая слезы. — Он... тамплиер, — призналась она, словно бросаясь в прорубь.
Искренняя жалость смягчила лицо молодой женщины. Она обняла свою служанку за плечи:
— Бедная, бедная малютка! И ты, конечно, не знаешь, жив ли он?
— Он жив, но я не знаю, где он сейчас... Но он и прежде никогда не смотрел на меня, и мне нечего от него ждать...
— И ты, несмотря ни на что, любишь его?
— О да, мадам!
— Какое невезение! Ты молода, восхитительна, умна, ты вышиваешь, как фея, и ты могла бы царить одновременно в доме и в сердце красивого юноши, которого полюбишь. А ты выбрала невозможное...
— Мы ведь не выбираем, мадам!
— Кому ты это говоришь! Слушай, если случится, что твоему тамплиеру — полагаю, он сейчас в бегах! — понадобится помощь, ты мне об этом непременно скажи. Я дам тебе... денег, чтобы подкупить, например, тюремщика, или пропуск… Мне бы так хотелось тебе помочь, — вскричала она в сердечном порыве, которые, хоть и были нечастыми, завоевали ей преданность многих людей из ее окружения, — мне бы так хотелось сделать тебя счастливой! Хотя бы тебя одну!
Потрясенная Од повалилась на пол, чтобы поцеловать ноги той, кто так открыто объявлял себя ее покровительницей, но Маргарита подняла ее и поцеловала:
— Эти скверные дни, когда безудержно преследуют Храм, судят Храм, пытают и жгут Храм, когда-нибудь пройдут, — сказала она. — А я со временем стану королевой Франции, и тогда мы посмотрим, что можно сделать, чтобы помочь тебе...
С этого момента в душе Од зародилось благоговейное чувство по отношению к Маргарите...
***Маргарита продолжала с восхищением рассматривать себя в зеркале, когда герольд широко распахнул двери в ее комнату, чтобы пропустить целую группу очень веселых, блестящих... и чрезвычайно шумных гостей: это были кузины и свояченицы Маргариты — Жанна де Пуатье и Бланка де ла Марш. Вместе с ними, слегка упираясь, шел красивый дворянин лет тридцати. Он со смехом пытался сопротивляться усилиям молодых дам, которые тащили его за руки.
— Маргарита, — закричала Бланка, — мы ведем к тебе мессира д'Ольнэ. Мы его встретили внизу, у него письмо к твоему мужу от мужа Жанны... О, но как же это красиво! — добавила она, выпуская свою «добычу» и бросаясь к кузине, по дороге слегка толкнув Од...
— Осторожней! — прикрикнула на нее Маргарита. — Ты мне его разорвешь! А вы, мессир Готье, можете оставить письмо здесь. Мужа нет дома: он сегодня охотится в Венсенском лесу вместе с королем. Разве остальные члены семьи не с ними?
— Нет, монсеньор де Пуатье на охоту не поехал... и монсеньор де Валуа также, — ответил дворянин грудным голосом, который заставил Маргариту улыбнуться одними глазами.
— А что же ваш брат не пришел с вами, ведь вы никогда не расстаетесь, насколько мне известно? Бланка, угомонись и не трогай эту застежку! Я только что ее купила, и знай, что ты ее никогда не получишь!
Вырвав украшение из рук шалуньи и сбросив плащ с плеч, она велела Од, преклонившей колено при появлении принцесс, все унести.
— Доделайте свою работу, малышка, — сказала она более мягким тоном, — и отдайте мадам де Курсель, чтобы та уложила ее к моим вещам...
Бланка бурно выражала свое недовольство, и Од, так и не расслышав ответ дворянина, вышла через потайную дверь, которая вела в гардероб Маргариты. Там она обнаружила свою тетку Бертраду, которая, опираясь на трость — неделю назад она вывихнула ногу! — проковыляла к комнате, занимаемой ими обеими на верхнем этаже; усевшись на стул около окна, она принялась вышивать розовой нитью белое бархатное платьице, предназначавшееся маленькой дочке Маргариты, трехлетней Жанне.
