Тереза Майклс - Приют любви

– Уверена, вы в совершенстве владеете этим искусством. Мне же никогда не доставляло удовольствия манипулировать кем-либо. Думаю, весь этот разговор ни к чему. Вы и не собираетесь объяснять, почему вы здесь. Мне придется самой сделать выводы и действовать соответственно.

Элизабет пошла было к двери, но снова обернулась.

– Для вашего же блага: избавьтесь от бумаг, которые украли. Миссис Марстенд и так уже подозревает вас.

– Вы предупреждаете врага, Элизабет? Как это мило с вашей стороны. Но, видите ли, мне начинает надоедать вся эта южная галантность и храбрость, а также желание работать за гроши. Не забивайте вашу прелестную головку мыслями обо мне.

– Меня совершенно не беспокоите вы, Дженни. Я думаю о вашем муже, который рискует жизнью, в то время как вы предаете все, за что он сражается.

Элизабет ожидала, что женщина выкажет хоть какие-то признаки раскаяния, но та изучающе глядела на нее, постукивая письмами по ладони.

– Прежде чем вы уйдете, вам следовало бы прочесть это, миссис Уоринг.

Элизабет побледнела. Совершенно потерявшись при упоминании своего имени, она взяла письмо и, ничего не видя от волнения, повернулась к двери.

– Нет, не уходите. Прочтите его здесь.

– Почему?

– Так надо.

Молодая женщина машинально распечатала письмо. На секунду ей показалось, что в глазах Дженни мелькнуло сострадание, но, увидев холодную усмешку, она поняла, что ошиблась. Элизабет начала читать.

Декабрь, 12, 1862

Полковнику Колтеру В. Сэкстону

Ричмонд, Виргиния

Пожалуйста, примите мои извинения за задержку ответа на Ваш запрос о судьбе Джеймса Уоринга. Я только на этой неделе вернулся на службу после ранения и разобрал почту, лежавшую у секретаря.

Учитывая количество наших потерь в битве при Шайло, Ваша просьба могла оказаться невыполнимой. Слишком много солдат было убито, но обстоятельства, связанные с Джеймсом Уорингом, совершенно иные.

В ночь на 5 апреля во время долгой перестрелки между нашими войсками под предводительством генерала Альберта Джонстона и силами северян, руководимых Грантом, Джеймс Уоринг проявил себя наихудшим из возможного образом – он оказался трусом. Я стал свидетелем того, как он был застрелен своими же собственными солдатами при попытке дезертировать и похоронен в общей могиле.

Мне очень тяжело сообщать это Вам, так как Вы пишете, что близко знали этого человека. Также хочу сообщить Вам, что я лично написал семье Уоринга, извещая о его смерти и спрашивая, будут ли какие-нибудь указания. Ответа я не получил.

Может, Вам будет интересно узнать, что ходили слухи, будто он оставил вдову и ребенка, но не в моих силах проверить это.

С глубоким уважением

Ваш покорный слуга

Лейтенант Дж. Боугард.

– И это правда, не так ли? – спросила Дженни.

Элизабет продолжала смотреть на письмо, не отдавая себе отчета в том, что слезы льются у нее по лицу. Джеймс, бедный Джеймс, всю жизнь проведший под каблуком у своей матери и даже посмертно названный трусом!

– Вы не знали, что ваш муж мертв? Элизабет покачала головой, осознав наконец, что плачет. Она нащупала в сумочке носовой платок и отвернулась, чтобы немного прийти в себя.

– Что вы собираетесь делать?

– Что делать? – повторила она, глядя на Дженни. Она не в силах была собраться с мыслями. На нее нашло странное оцепенение, будто ее заморозили.

Дженни подошла к гардеробу и открыла дверцу. С верхней полки она достала бутылку и стаканы.

– Не знаю, как вам, а мне нужно сделать хоть глоток. – Она налила и протянула стакан Элизабет. – Выпейте. Вы бледнее смерти.

Трясущейся рукой молодая женщина взяла стакан. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. После первого глотка силы начали возвращаться, и, как внезапное озарение, перед ней предстало лицо убитой горем Элмы. Горе было искренним, но все остальное – ложью, ложью, опутавшей ее как паутиной. Все это время Элма знала, что Джеймс мертв.

Элизабет закрыла глаза, не в силах выносить собственные мысли, борясь с воспоминаниями, возвращавшимися против ее воли, чтобы мучить ее.

– Нет! Нет! – закричала она, расплескав вино.

– Прекратите, – приказала Дженни, подбежав и ударив ее по лицу. – Вы что, хотите, чтобы явился какой-нибудь офицерик, расквартированный здесь?

– Вы не понимаете, – бормотала Элизабет, теряя над собой контроль. – Вы не знаете, что она сделала со мной.

– И знать не хочу.

– Она почти уничтожила меня. Она пыталась отнять моего ребенка.

– Ребенка? – переспросила Дженни. Она решительно взяла из рук Элизабет стакан и допила.

Обжигающая жидкость несколько смягчила ее собственную боль. Она знала, что такое потерять ребенка. Дженни тряхнула головой – она не могла позволить себе думать о прошлом. Оглядев комнату, она пожала плечами и поставила стакан на стол. Завтра ей надо покинуть Ричмонд. Подойдя к двери, она повернулась к Элизабет.

– Пойдемте, здесь больше нельзя оставаться. Но ей пришлось вернуться и взять Элизабет за руку, так как было ясно, что та не в силах двинуться с места. Приоткрыв дверь, Дженни выглянула в холл.

Однако Элизабет тянула ее назад.

– Скажите, вы нашли это письмо в столе у Колтера или в пакете с почтой, который украли?

– Я не крала его почты. Кража – это когда что-то берут и не возвращают. Я просто позаимствовала ее на короткое время. Письмо было в пакете, – выпалила она, сама не понимая, зачем утруждает себя ответом. Голоса, раздавшиеся со стороны лестницы, встревожили ее. – Пойдемте в мою комнату. Нельзя оставаться тут.

– Нет. Мне надо увидеть Элму. Она пыталась похитить Николь, и она не остановится, пока не получит ее. Но теперь у нее нет никаких прав. Я получила доказательство этому.

– Хорошо, но вы не можете в темноте болтаться по Ричмонду одна. – Почти силой Дженни увлекла Элизабет в коридор и открыла дверь своей комнаты.

– Не Ричмонд! Мне нужен Питерсберг. Мне необходимо поехать в Питерсберг.

– Там армия северян. Господи, будьте вы прокляты, да войдите же внутрь! Ума не приложу, зачем я пытаюсь помочь вам.