Миган Маккини - Падший ангел

— Нет, — отозвалась она, пытаясь сесть на кровати.

— Я ведь знаю, ты тоже хочешь меня, — шептал Айван.

— Айван, я же знаю, сколько горя ты можешь мне принести, — сопротивлялась она.

Он гладил ее по щеке.

— Ты получишь только радость и удовольствие.

— Сейчас — да, но что будет потом? Нет, я не могу этого допустить.

Айван помрачнел.

— Лиза, ты ведь моя, — проговорил он, — ты всегда была и будешь моей.

— Я твоя служанка, — возразила она, — и только. Это не означает, что я — твоя собственность. С точки зрения закона, я никому больше не могу принадлежать, пока не выйду замуж.

Этот ответ разозлил Айвана.

— К черту закон! — вскричал он, отпустив Лизу. — Разве закон может заставить одного чело века полюбить другого? Разве закон может воскрешать мертвых? А может закон снять с человека клей мо незаконного сына?

— Айван… — начала Лиза, но он перебил ее, силой посадив девушку на колени.

— А ты знаешь, что я больше не считаюсь незаконнорожденным?

Лизе было трудно следить за его сбивчивой речью, и она покачала головой.

— Разве люди не удивлялись, как это «нуллиус филиус»*(«Ничей сын» (лат.) Прим. пер.) мог унаследовать такое богатство? — продолжал он. — А дело в том, что мой отец, — эти слова он произнес как ругательство, — потребовал в завещании, чтобы парламент своим актом узаконил мое рождение. Я ведь был все-таки единственным его отпрыском, хотя и презренным. Ну, и стало ли от этого лучше? Разве он женился на моей матери? Разве я могу хотя бы найти ее могилу и похоронить ее останки в фамильном склепе?

Лиза хорошо понимала боль Айвана. Но от этого ее страх перед ним не стал меньше.

— Закон многого не может изменить, алаинн, — проговорил он.

Лиза вздрогнула, услышав эти слова. «Алаинн» — по-ирландски значило «красавица». Айван как-то говорил, что так звали его мать, но Лиза сомневалась в этом. Скорее, это было ласковое прозвище, которое дал своей цыганке старик маркиз, а та продолжала так себя называть, надеясь, несмотря ни на что, однажды снова стать «алаинн» для этого человека.

И что же ждет теперь ее, Лизу, которую уже новый маркиз назвал тем же именем? Стать еще одной несчастной женщиной, лишившейся разума из-за любви к маркизу Пауэрскорту? Она попыталась освободиться, но маркиз крепко держал ее за талию. Он попытался снова поцеловать Лизу, но на этот раз она не хотела уступать ему. Глаза Айвана стали злыми.

— Вы созданы для меня, Лиза. Ни к чему это отрицать, — уговаривал он.

— Я не хочу этого слушать, — сопротивлялась Лиза, сделав еще одну попытку высвободиться из его объятий.

— Вы все равно станете моей. Такова наша судьба.

— Это неправда! Я не дам вам сделать меня несчастной.

— Есть вещи, ради которых забывают о страданиях.

— Но лишь на мгновение. — Каждому из нас положено страдать. И вы очень хорошо это знаете.

— Нет! — вскричала Лиза, сделав еще одну, отчаянную попытку вырваться. Но это было бесполезно.

— Послушайте, зачем вам все это? — спросила она упавшим голосом.

— Не я все это придумал, алаинн. Вы бы все равно пришли ко мне, рано или поздно.

— Я бы не сделала этого.

Он рассмеялся:

— Даже если бы вы стали женой старого Билингсворта, все равно потом вы пришли бы ко мне.

— Нет! — горячо ответила Лиза.

— Мы были созданы друг для друга. Ни брак с Билингсвортом, ни даже ваш отец не смогли бы помешать вам найти дорогу к моей постели.

Не в силах больше терпеть все это, Лиза дала ему пощечину. Только сделав это, она поняла, что ударила Айвана по той же щеке, на которой у него был шрам.

Трамор побледнел от гнева.

— Я вам не мальчик для битья, мисс Альсестер, — воскликнул он, стиснув зубы, больно сжав ее руку. — И прошу вас запомнить это.

— Я бы могла последовать вашему совету, если бы вы не вели себя как ублюдок! — выпалила Лиза, и когда до нее самой дошел смысл ее слов, она ужаснулась тому, что снова сделала то же самое.

— Ну, раз вы и теперь считаете меня ублюдком, — прошипел Айван, — то я вам, покажу, что могу им быть и на самом деле!

Он снова силой уложил Лизу на постель и, чтобы она не сопротивлялась, одной рукой завел ей руки за голову и продолжал их крепко держать.

Айван снова коснулся губами глаз Лизы, потом ее щек. Она извивалась, пытаясь сбросить его, но это было бесполезно. Его губы потянулись к ее губам, и он снова поцеловал ее.

Лиза решила крепиться, не отвечать на его поцелуй, однако это было очень трудно сделать. Страсть, ненависть, чувство удовольствия, гнев боролись в ее душе, и она особенно сильно желала, чтобы наступил мир. Поцелуям и ласкам Айвана нельзя было верить. Она уже знала, что его поцелуи не дают радости, но лишь приносят мгновенное наслаждение, за которым следует чувство опустошения.

— Не надо, — шептала она сквозь слезы, когда Айван, оторвав свои губы от ее губ, продолжал свои непрошеные ласки. Свободной рукой он начал снимать с нее нижнюю юбку. Лиза содрогнулась. Она прекрасно понимала, что он собирается сделать, и это ужасало ее. Она стала отчаянно сопротивляться, но лишь впустую тратила свои убывающие силы. Не в силах остановить его, Лиза зарыдала от боли и горн.

Если ее попытки бороться с Айваном не достигли своей цели, то ее слезы, кажется, все же тронули его. Он остановился и посмотрел на ее лицо. Потом он закрыл глаза и едва слышно выругался.

— Не надо так, — умоляюще прошептала Лиза. Айван нехотя отпустил ее.

Немного успокоившись, Лиза, наконец, посмотрела на него, все еще не веря тому, что он перестал ее мучить. Но он, не глядя на нее, встал с кровати, надел рубашку, висевшую на спинке стула, и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Лиза почувствовала себя обреченной.

— Что за злой рок свел нас? — прошептала она, глядя на закрывшуюся за ним дверь, но никто ее, конечно, не услышал. Лиза упала на постель и заплакала так, как будто не ожидала уже в жизни ничего хорошего. Теперь, казалось ей, у нее не осталось ничего, кроме слез и воспоминаний.

Часть II

Я слышал, ангелы следят за каждым и делом, и движением людей, И наслаждаются своим сужденьем и знанием о нас, и тем живут.

Глава 16

Весна 1850 года запомнилась Лизе не только печальными событиями, которые тогда случились, но и прекрасными погожими днями. К майскому солнцу тянулись яркие ирисы, нежные розы, прекрасные лилии. Голубое небо было совершенно безоблачным. Весна пробудила к жизни все живое. Все вокруг дышало молодостью и жизненной силой. И шестнадцатилетняя девушка не могла остаться невосприимчивой к этому буйству весны.