Мишель Моран - Нефертари. Царица египетская
— Все так просто… ось в середине… — Рамсес передал мне рисунок, а сам в изумлении взирал на Пенра. — Ты думаешь, это сработает?
— Да. Если взять большую тростниковую корзину и обмазать смолой, можно будет начерпать столько воды, сколько наносят ведрами сотни человек. Если подобрать достаточно тяжелый камень, в день можно поднять пять тысяч дес[51].
Рамсес перевел дыхание.
— Ты уверен?
— Я все рассчитал.
Зодчий порылся в груде папирусов и протянул один Рамсесу. Я не поняла, что там написано, но и Рамсес, и Аша согласно закивали.
— Такого я еще не видел… — заметил Аша. — Там, в гробнице, десятки изображений фараона-еретика.
Аша встретился со мной взглядом, но тут заговорил Рамсес:
— А вы нашли?..
Аша кивнул.
— Завтра сообщим двору о твоем изобретении, — обратился фараон к зодчему. — Рабочих выберешь сам. Если устройство будет действовать, построишь такие по всему берегу. Ты сослужил мне огромную службу. Другому бы я такого не доверил.
Пенра смущенно опустил голову. Рамсес проводил его до дверей, а Аша протянул мне свернутый лист папируса.
— Это тебе, — тихонько произнес он.
Я взглянула на Рамсеса и осторожно развернула лист. Внутри оказался не рисунок, а маленький кусочек штукатурки с росписью — смуглая женщина на колеснице. Даже если бы живописец не раскрасил глаза незнакомки, я бы все равно ее узнала. Мне пришлось сжать губы, чтобы они не дрожали.
— Это Рамсес просил отыскать для тебя, — ласково сказал Аша. — Ты для него — единственный свет в небе.
Я заморгала.
— Откуда же он знал?..
— Он не знал. Знал только, что там множество изображений придворных. Я бы и портрет твоей тетки привез, только…
Я кивнула и договорила вместо него:
— Их все уничтожили.
— Но Хоремхеб оставил изображения твоих родителей.
Я сжимала в руках кусочек штукатурки. Мне казалось, что ка моих родителей стали ко мне ближе. Из всех подарков Рамсеса этот — самый драгоценный.
Я подождала, пока выйдут Аша и Пенра, и положила портрет в наос матери. И когда Рамсес спросил, о чем я думаю, я ответила ему без слов.
На следующий день в тронном зале объявили новость. Сначала воцарилась тишина, а потом люди разразились удивленными и радостными криками. Старики, которых позвали во дворец из окрестных деревень, смущенно переглядывались.
— Если устройство заработает, — сказал Рамсес, — урожай будет и в этом году, и всегда.
Я наклонилась к нему и прошептала:
— Почему же они не радуются?
— Опасаются. Хотят сначала увидеть, как оно работает.
— Они должны быть благодарны, — заметила я. — Ни одному из фараонов Египта не удавалось так сильно изменить жизнь народа.
Вечером в покоях Пасера Уосерит тоже не спешила радоваться.
— Ну почему никто не понимает, чего добился Пенра? — восклицала я.
— Сначала нужно убедиться, что устройство работает, — спокойно ответила Уосерит. Несмотря на жар от углей, она куталась в теплую накидку. — И не забывай про Исет, — напомнила жрица. — Через два месяца она родит Рамсесу первенца.
Я почувствовала в горле комок — мне до сих пор не удалось зачать.
— Ты принимала корень мандрагоры? — спросила Уосерит.
— Конечно! — Я вспыхнула. — Мерит мне все время дает.
— А жертвоприношения делала?
Я кивнула и смутилась — выходит, боги не хотят меня слушать. Что, если Таурт, покровительница материнства, не расслышала мой голос среди тысяч других? Да и с чего бы ей услышать? Я — одна из двух жен, племянница Отступницы, царицы, оскорбившей богов.
Уосерит вздохнула:
— Что ж, у нас ведь есть и хорошие новости.
— То, как ты ведешь дела в тронном зале, возбуждает в Фивах множество толков, — сказал Пасер. — Мне больше не нужно направлять к тебе чужеземных посланников. Они теперь сами к тебе просятся.
— Это большая честь, — пояснила Уосерит. — К Исет они никогда не просились.
— Будут проситься, если она станет главной супругой, — заметила я, думая о будущем. — Люди мне не рады. Я могу раздавать зерно хоть до месяца тота, только это ничего не даст.
Пасер твердо сказал:
— Ты не в ответе за своих родственников.
— Тогда почему я обречена жить в их тени?
— Потому что они — великие люди, — ответила Уосерит, — и отбрасывают большую тень. Но ты идешь своим путем. Ты становишься помощницей и советницей Рамсеса. Если ты дашь Египту наследника, у народа будет меньше причин желать возвышения Исет.
Глава тринадцатая
КАЖДЫЙ ОТВЕЧАЕТ ЗА СЕБЯ
— Госпожа! — раздался за дверью голос Мерит. — Госпожа, началось!
Я посмотрела на Уосерит, а Пасер открыл дверь, и перед нами предстала моя няня с пылающим лицом.
— Господин советник… госпожа… — Мерит поклонилась Пасеру и жрице и шагнула в комнату. — У госпожи Исет начались роды.
Я вскочила, но Уосерит предостерегающе подняла руку.
— Ступай оденься как подобает. Пусть Рамсес видит Исет вспотевшей, а тебя — юной и свежей.
Сердце у меня забилось быстрее. Ведь Исет может и умереть во время родов. Нет, нельзя, чтобы Таурт услышала такие мысли. Богиня накажет меня за злобу и недоброжелательство.
— Никто не может предсказать приход Анубиса, — решительно заявила Уосерит, — но если Исет переживет роды, не жди, что Рамсес так и будет ходить к тебе каждую ночь, как последние месяцы. Он должен чтить обычаи и проведет с ней положенные десять дней.
— Рядом с кричащим младенцем?
— Нет, конечно, — ответила Мерит. — Дитя будет спать с кормилицей.
Я отправилась к себе и надела самый лучший наряд и самый красивый парик. Когда Мерит красила мне глаза, во дворце зазвонили колокола.
— Если три раза, значит сын, — прошептала няня.
Мы слушали, затаив дыхание. Колокола отсчитали три удара, потом был перерыв, потом жрицы зазвонили снова. Я бросилась вон из покоев.
— А плащ? — крикнула Мерит вслед. — Холодно же!
Но я не чувствовала утренней прохлады. Как повлияет на Рамсеса рождение сына? Не станет ли он приходить ко мне реже, не начнет ли проводить больше времени с Исет? Я спешила по залам дворца к родильному покою, выстроенному еще моим дедом. Завидев толпящихся у дверей придворных, я остановилась. Внутрь никого не пускали.
Хенуттауи при виде меня улыбнулась.
— А, царевна Нефертари. — Жрица окинула оценивающим взглядом мой наряд. — Моя сестра сделала из тебя маленькую царицу и рассчитывала усадить на трон рядом с Рамсесом, как главную супругу фараона. Только теперь ничего не выйдет.