София Каспари - Лагуна фламинго
«Он незаменим», — подумала Моника. Халат соскользнул с ее плеч. Женщина наполнила кубок, похожий на чашечку цветка, вином и сделала первый глоток.
Она удивилась, увидев Эдуарда, удивилась и почувствовала облегчение. Только теперь Моника поняла, насколько сильно она по нему скучала. Конечно, она разделяла сентиментальные порывы и настоящую жизнь, но их отношения всегда были особенными. Вот и сегодня ее сердце забилось чаще, когда она увидела Эдуарда у себя дома. «Как у девчонки».
Тогда, в первые дни знакомства, Эдуард казался Монике ее отражением — та же жажда жизни, та же воля, то же желание добиться большего. И сегодня она сразу поняла, зачем Эдуард приехал в Буэнос-Айрес, поняла быстрее, чем он сам. Месть. «Месть — плохая советчица», — подумала Моника.
Лежа в горячей ароматной ванне, женщина вспомнила о своей матери. Та тоже хотела отомстить. Стоило Монике закрыть глаза — и она представляла старую ведьму вуду, которую мать попросила о помощи. Моника все видела из своего укрытия. Видела вырезанный из кости шип, пробивший тело куклы. Видела проволоку, которую обернули вокруг шеи куклы — это должно было символизировать повешение. Затем куклу закопали в землю рядом с озером в парке Тре-Палермо. Моника так и не узнала, на кого были направлены чары, но та церемония не сделала ее мать счастливее.
«Словно тот костяной шип пробил ее собственное тело».
«Да, месть — плохая советчица», — вновь подумала женщина.
Эдуард решил пройтись пешком, чтобы остыть после встречи с Моникой. Он до сих пор чувствовал ее поцелуи и прикосновения. Эдуард хотел поговорить с ней, ведь Моника знала, что сейчас происходит в городе, но стоило ей снять халат — и ему стало все равно. Она по-прежнему была потрясающе красива.
На мгновение он остановился, заложил руки за голову, посмотрел в небеса и вдохнул запахи большого города — запахи еды, людей, моря и гнили.
Сейчас Эдуард дошел до плаца Лаваль, еврейского центра города. Тут кипела жизнь. Эдуард решил найти карету, чтобы добраться в Бельграно. Оглянувшись, он увидел девушку и только через мгновение узнал ее — это была та самая девчушка из трактира. Как же ее зовут?
Тогда она была в сопровождении женщины постарше, и эта женщина кого-то ему напомнила. Эдуард думал, что может повстречать ее вновь, и в то же время знал, что до этого не дойдет. Кто-то в трактире назвал ее имя. Но что это было за имя? Что ж, похоже, судьба давала ему второй шанс, и Эдуард решил этим шансом воспользоваться.
Он направился к девушке.
— Сеньорита?
Девушка повернулась. На мгновение на ее лице появилось выражение испуга, но затем она улыбнулась. Каштановые волосы волной ниспадали ей на плечи. На девушке было светло-зеленое платье, которое очень ей шло. Правда, на нем было слишком уж много оборок и блесток. Девушка казалась невинной и не такой опытной, как многие женщины на этой площади.
— Сеньор?
— Мы с вами знакомы, возможно, вы меня помните. Сегодня утром мы виделись в трактире неподалеку отсюда…
— Похоже, вы заблудились, — заметила она.
Ее дерзость была скорее напускной. Почему-то девушка была очень напряжена, хотя и пыталась это скрыть.
— Не верьте всему, что видите. — Эдуард нахмурился. — Внешность обманчива. Я многие годы провел в районах хуже этого. — Он задумался. — Ну конечно, теперь я вспомнил. Вас зовут Мина, а другую женщину — Аннелия. Я прав?
Девушка, казалось, задумалась над ответом, но затем кивнула.
— Это моя мать.
— И мы сегодня были с вами в одном трактире, — повторил Эдуард. — Вы там работаете, не так ли?
Девушка опять кивнула.
— Да, именно так. Как вас зовут, сеньор?
— Простите, это невежливо с моей стороны. — Он поклонился. — Эдуард Бруннер.
— Вы из Германии? — спросила девушка на немецком.
— Очевидно, вы тоже, сеньорита.
— Мина Хофф.
— Не откажетесь выпить со мной чашечку горячего шоколада, сеньорита Хофф? Я знаю неподалеку отличную кондитерскую, кафе «Мария».
— Да, с удовольствием. — Девушка улыбнулась.
Эдуард подал Мине руку, оглянулся и подозвал ближайшего кучера.
Карета подъехала.
— В кафе «Мария», да поживее!
Два часа спустя Мина вернулась на плаца Лаваль. Она закончила работу раньше, чем обычно. Эдуард Бруннер дал ей денег, чтобы замять неприятный инцидент в кондитерской.
Когда Мина вошла в комнату, в которой жила с матерью, Аннелия еще не вернулась. Но стоило той прийти домой, как разгорелся скандал. Мина уже не помнила, когда они ссорились в последний раз. По крайней мере, после побега из имения Амборнов такого не случалось.
— О чем ты только думала? Я тебя повсюду искала. Хотела, чтобы мы вместе пошли домой. Я чуть с ума не сошла от страха! — Аннелия с упреком смотрела на дочь.
Та сидела на кровати, поджав ноги, и зашивала старую сорочку.
— Ты назвала этому типу свое имя! Как ты могла?!
— Он и так знал, как нас зовут. Услышал в трактире. Мы всегда пользовались настоящими именами.
— Может, это была ошибка.
— Мама, ты всегда говорила, что Ксавьер и Филипп не станут нас искать. Они слишком ленивы для этого.
— Но что, если нас найдет кто-то другой из Эсперанцы? Какой-нибудь приятель твоего отчима…
— Об этом нужно было думать раньше, — перебила мать Мина.
— Тогда мне даже в голову не пришло, что нужно взять другое имя…
— Все будет хорошо, мама, не волнуйся.
Мина сосредоточилась на мерных движениях иголки. Сорочка была сшита из очень плохой ткани и постоянно рвалась. Мине почти каждый день приходилось зашивать одежду. Она ненавидела это занятие.
— Кстати, этого мужчину зовут Эдуард Бруннер, — задумчиво сказала девушка, не поднимая головы. — Он управляет крупным имением Ла-Дульче, расположенным неподалеку от Буэнос-Айреса. Приехал сюда ненадолго, но если все хорошенько обдумать, я уверена, что заставлю его нам помочь.
— Заставишь его нам помочь? — В голосе Аннелии прозвучали истерические нотки. — Как заставила Аурелио Алонсо? Как ты думаешь, что он сделает? Подарит тебе денег? Этот мужчина видит в тебе девчонку, которую бедность легко заставит раздвинуть ножки.
— Он ничего об этом не говорил.
— Ну конечно, не говорил.
В голосе Аннелии была горечь. Она перестала бояться, когда они убежали из Эсперанцы, но стала несправедливой. Мина продолжала шить, заставляя себя сохранять спокойствие.
— Я знаю, что делаю, — настаивала она. — И у меня есть план.
Это не вполне соответствовало истине. Пока что у нее было лишь смутное представление о том, что следует делать, и многое в этом плане было настолько маловероятным, что Мина не решалась это обдумать.
