Кристин Ханна - Если веришь
Бешеный Пес удивленно изогнул брови:
– Если не увернешься, то будет больно.
Мария пробралась наверх, вздрагивая каждый раз, когда скрипела ступенька.
– Расе, – хрипло прошептала она, – ты здесь? – Ответа не последовало.
Она поднялась наверх и стала вглядываться в темный коридор. Никого. Дверь в спальню отца закрыта.
Осторожно ступая, она прошла мимо своей спальни, мимо отцовского кабинета и его спальни и подошла к комнате, где ее мать обычно занималась шитьем. Перед дверью комнаты матери она остановилась.
Ее сердце билось, как у испуганного кролика. За те восемь месяцев, которые прошли со дня смерти матери, она ни разу не заходила сюда, даже чтобы прибраться. В прошлом году сразу после похорон, ощущая острую боль, она зашла в святая святых матери одна.
Хотя от невыплаканных слез у нее стучало в голове, она убрала все вещи матери, накрыла мебель простынями, как чехлами, закрыла за собой дверь и ушла. Больше она не решалась туда входить. До сегодняшнего дня.
«Ты сможешь, – сказала она себе. – Ты сможешь сюда войти. Это всего-навсего комната...»
Выпрямившись, Мария взялась за круглую ручку двери и повернула ее. Дверь распахнулась.
Через окно в восточной стене, сквозь дорогие кружевные занавески, заказанные матерью по каталогу Блумингдейла, комнату заливал солнечный свет. Белые простыни, покрывавшие предметы мебели, напоминали причудливые мрачные привидения.
На минуту Мария застыла на пороге, потом вошла и прикрыла за собой дверь. В ноздри ей ударил запах пыли и паутины. Она подошла к стоявшему у окна бесформенному предмету и откинула в сторону пыльную простыню.
Ее взору открылся секретер матери. Протянув руку, Мария потрогала резную поверхность дубовой крышки.
«Вот платье для тебя, малышка. Для моей любимой маленькой девочки».
Мария заставила себя не думать о матери. Даже сейчас, по прошествии восьми месяцев, она не могла о ней думать. Если она начнет о ней думать, она расплачется и не сможет остановиться.
Она осторожно подняла крышку секретера. Как Мария и предполагала, он оказался пуст. Когда-то здесь лежали всякие ненужные вещи: карандаши, какие-то бумаги, фотографии в затейливых рамках, – и все пахло лавандой – мать всегда держала в ящике веточки лаванды. Сейчас пахло деревом, пылью и запустением. Лежала только пачка пожелтевших номеров женского журнала.
Придерживая головой крышку секретера, Мария взяла несколько журналов и опустила крышку. Снова накинув простыню на секретер, она быстро вышла из комнаты.
Прижав журналы к груди, Мария поспешила в свою спальню и плотно закрыла дверь. Оказавшись в своем убежище, она, тяжело дыша, прислонилась к двери. Воспоминания хлынули на нее со всех сторон, оставляя совсем беззащитной.
Когда самообладание вернулось к ней, она подошла к кровати и, сев на ее краешек, принялась перелистывать журналы в поисках какой-либо прически вместо своего тугого узла, который она скручивала уже столько лет. Она думала только о своих волосах, ни о чем больше, и удушающее ощущение потери начало постепенно отступать.
Мария вздохнула с облегчением. Она справилась. Справилась одним усилием воли.
Она уже листала третий журнал, когда через приоткрытое окно до нее донеслись странные звуки. Отложив журнал, она подошла к окну, открыла его и выглянула наружу...
Увидев, как Бешеный Пес ударил Джейка в челюсть, и мальчик вскрикнул и отлетел к стене оранжереи, Мария пришла в ярость. Печали как не бывало. Она опрометью бросилась вон из дома и с криком помчалась к оранжерее.
– Что, черт возьми, вы делаете? – набросилась она на Бешеного Пса.
Он в недоумении обернулся к ней: – Что?
– Замечательный ответ, – саркастически прокомментировала она, указывая на Джейка. – Вы ударили ребенка.
– Я не ребенок! Мне пятнадцать лет.
– Погоди, Джейк. – Бешеный Пес улыбнулся Марии. – Похоже, мы имеем дело с рассерженной наседкой.
Он хотел дотронуться до Марии, но она больно ударила его по руке.
– Не пытайтесь заговаривать мне зубы. Вы его ударили.
– Конечно, ударил.
– И вашего объяснения достаточно?
– А разве я обязан что-то объяснять?
– Он учил меня драться, Мария, – поддержал его Джейк, потирая покрасневшую челюсть.
– Учил тебя драться? Зачем?
– Мальчик должен уметь защитить себя. Как всякий мужчина.
Мария отказывалась поддаваться улыбке Бешеного Пса, хотя чувствовала, как от нее по всему телу разливается тепло.
– Не обязательно защищаться кулаками, – упрямо заявила она.
– Разумеется, если у тебя в руках приклад дробовика, а, Мария? – промолвил он почти шепотом, и все аргументы тут же вылетели из головы Марии.
– Я хочу научиться драться, Мария. Правда, хочу.
В глазах Джейка она прочла нечто, очень похожее на отчаяние. Она поняла, что Джейк действительно очень хотел.
«Ты ведь не его мать». Подобная мысль заставила ее вздрогнуть. Ей хотелось бы быть матерью Джейка, но она ею не была. Откуда ей знать, что нужно такому парню?
Джейк смотрел на нее умоляющим взглядом, будто просил понять его.
– Я просто не успел вовремя увернуться, вот и все.
Мария повернулась к Бешеному Псу и, стараясь, чтобы ее слова звучали не слишком по-матерински, проговорила:
– Я не хочу... чтобы вы сделали ему больно.
– Если он не научится быстро увертываться, – серьезно ответил Бешеный Пес, – его будут бить. Это как дважды два – четыре. Так хочешь учиться дальше, Джейк?
– Да, – с готовностью кивнул Джейк. – Пожалуйста.
– Получать удары, Мария, – часть жизни. Мальчику надо научиться защищаться, иначе ему будет больно. Вы можете понять?
От слов Бешеного Пса Марии стало грустно. Так похоже на него – говорить все прямо и честно. Он видел жизнь такой, какой она была на самом деле, а она всю жизнь держала глаза зашторенными.
– Я понимаю.
Она действительно понимала, и даже лучше, чем он думал. Она тоже испытала жестокие уроки жизни.
Их взгляды встретились: ее глаза наполнились печалью, его – нежностью.
– Ах, Мария... – Он протянул руку.
Она задрожала в предвкушении его прикосновения.
Но он до нее не дотронулся, а лишь наклонился к ней, да так близко, что она ощутила его дыхание на своей щеке. А потом обнял за талию и привлек к себе, тихо шепча ей на ухо:
– Ты правильно сделала, когда вступилась за мальчика, решив, что я его ударил. Большинство... – его голос сорвался, – большинство женщин испугались бы. Из тебя получилась бы замечательная мать.
Сердце Марии наполнилось такой радостью, что она чуть не заплакала. Никакие другие слова не могли бы иметь для нее такого значения. Горло перехватило, в глазах блеснули слезы. Она встретилась с его обжигающим взглядом и поняла, что он имел в виду. Ей вдруг захотелось рассказать ему о Томасе, поделиться с ним своей мучительной болью и позволить себе облегчить душу простым признанием.
