Мэри Бэлоу - Просто незабываемая
– Лжете! – тихо сказал он.
– Вы, по-видимому, глубоко заблуждаетесь, лорд Синклер, считая себя подарком для женщин.
– Банальность, недостойная вас. Скажите мне, что сожалеете о том, что отвергли меня после Рождества.
– Нисколько! – воскликнула Фрэнсис.
– Даже на короткий миг не сожалели?
– Даже на половину этого мига.
– Значит, на четверть? – Лусиус тихо усмехнулся. – Фрэнсис, вы ужасная лгунья.
– А вы самый тщеславный человек из всех, кого я встречала в своей жизни.
– Разве это тщеславие – встретить девушку и почувствовать головокружительное влечение к ней, почувствовать, что ее так же влечет ко мне, довести до конца это взаимное влечение и потом убедиться, что она, должно быть, тоже горько сожалеет, прощаясь со мной, особенно если учесть, что мы могли бы не расставаться?
– Лучше перетерпеть эту небольшую горечь, чем стать вашей любовницей, – язвительно ответила Фрэнсис.
– А-а! Значит, вы признаетесь, что страдали? Фрэнсис закусила губу и ничего не ответила.
– Я никогда не говорил, что в мои намерения входило сделать вас любовницей, – продолжал Лусиус.
– Но вы никогда и не говорили, что в ваши намерения входило жениться на мне. Простите, лорд Синклер, но мне не известны другие отношения, которые были бы возможны между нами, если бы я поехала с вами.
– Ухаживание? – предложил он. – Нам нужно больше времени провести вместе, Фрэнсис. Мы ведь не порвали наши отношения.
– Вы говорите с позиций праздного богача. Мне нужно зарабатывать себе на жизнь. И моя работа здесь.
– Я предлагал остаться здесь, – напомнил он, – но вы не согласились и на это. И я предлагал вам уехать со мной в Лондон, где я нашел бы вам жилье и какую-нибудь достойную женщину, которая жила бы с вами для приличия.
– И полагаю, вы платили бы за все это.
– Да, разумеется. – По тону его голоса Фрэнсис поняла, что брови у Лусиуса надменно поползли вверх.
– Я была бы содержанкой, – констатировала она. – Неужели вы этого не понимаете? Я была бы вашей любовницей независимо от того, как вы назвали бы нашу связь.
– О Господи! – воскликнул Лусиус. – Фрэнсис, вы будете утверждать, что черное – белое, если я осмелюсь сказать обратное. Но спор приносит мне головную боль, а я любой ценой избегаю головной боли. Очевидно, нет смысла что-либо обсуждать с вами, да? Последнее слово всегда должно остаться за вами.
Она снова повернулась к Лусиусу, чтобы резко возразить, но он, опередив ее, обнял Фрэнсис одной рукой за плечи, другой взял под подбородок и крепко поцеловал в губы.
От неожиданности все мысли смешались в ее голове.
– М-м... – Она подняла руку к его плечу, чтобы оттолкнуть Лусиуса.
– Не сопротивляйтесь, – строго шепнул он, на мгновение оторвавшись от ее губ. – Не сопротивляйтесь мне, Фрэнсис.
И поскольку одно его прикосновение на секунду лишило Фрэнсис способности мыслить, она перестала инстинктивно сопротивляться его объятию. Вместо этого она запустила пальцы ему в волосы и ответила на поцелуй со всей страстью, которую подавляла в себе на протяжении трех долгих месяцев.
Он раскрыл ей губы поцелуем и, проникнув языком в рот, наполнил ее теплом, желанием и жгучим влечением.
На мгновение Фрэнсис отдалась своим чувствам и, повернувшись к Лусиусу, обняла его обеими руками и прижалась к его груди.
Ах, это было так давно – целую вечность назад.
Она так по нему скучала.
Его руки скользнули по ее телу и еще крепче прижали ее.
Но какой бы мощной ни была физическая страсть, она не смогла затмить разум дольше чем на несколько секунд. Фрэнсис не имела права бездумно поддаться искушению, как сделала это после Рождества, так как она теперь знала, что Лусиус несвободен. Он обещал жениться и именно ради этого завтра или послезавтра уедет в Лондон. На самом деле он дал такое обещание еще до того, как встретил Фрэнсис во время снегопада.
При этой мысли у нее внутри все перевернулось.
– Нет! – воскликнула она, почти касаясь его губ, и, упершись рукой в его плечо, оттолкнула Лусиуса.
– Проклятие, Фрэнсис! – Он на несколько дюймов поднял голову. – Черт бы побрал все это!
Она не сделала ему выговор за недопустимое богохульство, а прикусила губу и устремила взгляд в темноту, чтобы открыто не разрыдаться, а когда он попытался возобновить прерванное объятие, резко отодвинулась в сторону.
– Мисс Хант может этого не одобрить, – сказала Фрэнсис.
– Мисс?.. Кто, черт побери, рассказал вам о Порции? Ах, значит, она для него Порция?
– Наверное, Эйми, – ответил Лусиус на собственный вопрос.
– Да, Эйми, – подтвердила Фрэнсис. – Желаю вам счастья, лорд Синклер.
– Если вы еще раз назовете меня «лорд Синклер», я вполне могу оскорбить вас действием, Фрэнсис. И я пока что не помолвлен с Порцией Хант.
– Да, пока что. Но скоро будете. Если не возражаете, уберите свою руку с моих плеч.
Он мгновенно повиновался, и Фрэнсис почувствовала такую слабость, что даже набрать воздуха в легкие показалось ей непосильной задачей.
Оставшуюся часть пути они провели в напряженном молчании. Когда экипаж делал широкий разворот с Грейт-Палтени-стрит на Сидней-плейс, а потом на Саттон-роуд, они оба ухватились за кожаные ремни над головами, чтобы не коснуться друг друга. Затем экипаж подъехал к школе, и наступила полная тишина, если не считать фырканья лошадей и цоканья подков по мостовой.
Дверца отворилась, ступеньки опустились, но лорд Синклер остался сидеть, и Фрэнсис тоже.
– Некоторым по ночам иногда хочется добраться до своей кровати, – проворчал Питере, стоя на тротуаре.
– Черт бы побрал твою наглость! – взорвался виконт Синклер с неподдельным глубоким возмущением и в мгновение ока выпрыгнул из экипажа. – Если я задерживаю тебя, когда тебе хочется спать, Питере, ты можешь в любой момент оставить службу у меня и радоваться.
– Вы правы, хозяин, – нисколько не смутившись, отозвался кучер. – Я дам вам знать, когда придет время.
Повернувшись, виконт Синклер подал Фрэнсис руку и проводил ее до порога школы. Как только они подошли, дверь открылась, и Кибл, как подозрительный отец, с хмурым видом взглянул на них.
– Что ж, Фрэнсис, – сказал виконт Синклер, сцепив руки за спиной, – очевидно, это «прощайте» – снова.
– Да, – ответила она, стараясь подавить панику.
Они долгое мгновение смотрели друг на друга, и слабый отсвет от лампы, горевшей в холле, придавал лицу Лусиуса зловещее и мрачное выражение. Наконец виконт дважды кивнул, резко повернулся и стремительно зашагал обратно к экипажу, а Фрэнсис не оглядываясь вошла в холл, и дверь за ней закрылась.
