Мэри Уайн - В постели с незнакомцем
Она вышла из зала, не зная, куда податься. Она снова была полностью предоставлена самой себе. Отчаяние, которое она испытала, когда Филиппа рассказала о своем плане, снова захлестнуло Анну. Оно ощущалось сейчас даже острее, поскольку на какое-то время она от него избавилась. Острее потому, что она вспомнила о моментах нежности, испытанных в объятиях Бродика.
«Он посеет тебе ребенка и вернется к своим шотландским военным делам…»
Слова Филиппы нарушали хрупкое счастье, которым она наслаждалась в Стерлинге. Она прошла мимо лестницы, которая вела в их спальню. Теперь это место навевало мрачные мысли. Элен сумела заслонить истинные настроения жителей замка своим вниманием и предупредительностью.
Сейчас не оставалось ничего, что могло бы заставить слуг принять Анну.
Однако Анна ни в коем случае не хотела фальши. Вскинув подбородок, она направилась из башни, где находилась ее спальня, в другое помещение. Над ней была стена, где располагались лучники. Длинные лучи солнечного света падали на пол через каждые пять футов. Ставни были открыты, что позволяло утреннему ветерку проникать внутрь.
До ушей Анны долетел тихий голос. Какая-то женщина тихонько пела. Анна прислушалась. Дверь вела в просторную комнату, где за прялкой сидела молодая девушка. Ногами она давила на педали, а пальцами удерживала сырую шерсть. Это был пушистый комок, который она ловко подавала в колесо, превращавшее шерсть в нить.
Возле девушки стояла большая корзина с шерстью, и в тот момент, когда она брала из нее шерсть, ее нога переставала давить на педаль, и она смешивала новую порцию шерсти с той, которая уже была у нее в руках. Веретено наматывало новую нить над колесом.
— Кто здесь?
Девушка не посмотрела в ее сторону. Вообще-то она ни на что не смотрела, ее глаза были странным образом неподвижны. Девушка определенно была слепа, хотя ее руки выглядели очень ловкими и пряла она мастерски.
— Тебе не требуется помощь?
Нога девушки на педали остановилась. Улыбка на ее лице растаяла. Анна почувствовала, как плечи прядильщицы напряглись в ожидании. Однако лицо ее прояснилось и снова стало спокойным и деловитым, как только она уловила английский акцент Анны.
— Добрый день, госпожа. Меня зовут Энис.
— Добрый день. Может, я могу чем-то тебе помочь?
Энис потянулась, чтобы взять еще некоторое количество шерсти.
— Я не сразу узнала вас, госпожа.
Голос у нее был доброжелательный, в нем не было того холодка, который ощущался в речи Джинни.
— Я буду счастлива помочь. Можно я буду чесать шерсть для тебя?
Анна приблизилась к прялке. Деревянные карды располагались возле стула рядом с горкой сырой шерсти. В каждой карде были тонкие металлические зубья, которые распрямляли волоски шерсти. Только после того, как сырая шерсть несколько раз проходила обработку на кардах, она была готова для прядения.
— Мне нужно сменить катушку, а я не знаю, куда Тулли задевал пустые катушки. Комната довольно большая, и мне самой трудно всю ее обыскать.
Свои слова Энис сопроводила улыбкой, продолжая нажимать ногой на педаль. Деревянная катушка длиной в фут перед колесом быстро заполнялась пряжей.
— Хорошо, я сделаю это. Я не люблю лениться.
Энис кивнула.
— Я буду очень благодарна. С того времени, как я потеряла зрение, моя гордость страдает, когда я вынуждена обращаться за помощью, чтобы мне нашли какие-то вещи.
Анна окинула комнату взглядом и нашла в большой корзине запас пустых катушек.
— Так ты не от рождения слепая?
— Нет, и это лишь увеличивает мои мучения, потому что знаю, чего я лишилась. Но в своих воспоминаниях я чижу все ясно, как при обычном дневном свете.
Энис вздохнула, тень грусти набежала на ее лицо. Она подняла голову, когда Анна достала свободную катушку и другие катушки стукнулись друг о друга. Энис перестала работать ногой, и колесо остановилось.
— Я находилась во дворе и не обратила внимания на лошадь. Она взбрыкнула и ударила копытом мне в голову. Мне рассказывали, что я отлетела, словно птица, в другой конец двора. Когда я очнулась, оказалось, что я ничего не вижу.
Девушка отрезала от заполненной катушки нить маленькими ножницами и уверенной рукой протянула катушку Анне.
— Для незрячего человека ты удивительно быстро и ловко работаешь.
Они обменялись катушками, Энис прикрепила конец нити к новой пустой катушке.
Работа Энис была безупречна. Из-под ее ловких пальцев нить выходила ровная и тонкая, а это бывает непросто даже для зрячих прядильщиц.
— Очень красивая пряжа получается у тебя.
Энис просияла.
— Спасибо. Мне очень приятно знать, что я приношу пользу. Моя мать была в отчаянии, когда ко мне не вернулось зрение. — Она сделала гримасу. — А вот мужчина, который собирался жениться на мне, взял в жены мою кузину.
— Он наверняка не видел, как здорово ты работаешь на прялке.
Купцы дорого платили за ровную, гладкую пряжу. Чтобы сделать добротную ткань, нужна в первую очередь хорошая пряжа. В Лондоне молодые девушки, которые демонстрировали подобное умение, были желанными невестами. Им не требовалось приданое, достаточно было обладать таким мастерством. В итоге средний класс процветал, некоторые семьи скопили богатства, которые не уступали богатствам дворян.
Сев на стул, Анна потянулась к кардам. Эта комната была для нее хорошим убежищем от недобрых взглядов и обеденном зале.
Энис снова подняла голову, когда услышала, как Анна провела по шерсти металлическими зубьями, — раздался легкий треск.
Похоже, Энис не знала, о чем разговаривать с госпожой дома, которая присоединилась к ней и выполняет обычную для прислуги работу.
— Не беспокойся, замужество раньше или позже приходит ко всем. Иногда совсем неожиданно.
— Вы так говорите, словно ваше замужество застало вас врасплох.
Анна вздохнула, продолжая работать.
— Да, так оно и было.
Однако она не оплакивала случившееся. Оно теперь пустило в ней глубокие корни. Было удивительно, насколько сильно одна неделя изменила ее. Она уже не была той девочкой, которая каждое утро приветствовала Филиппу.
Энис начала петь, затянув песню о весне.
Анна обратила внимание, что нога Энис движется в такт мелодии и что ее собственные руки продолжают работать с кардами в этом же ритме.
В дебрях Шотландии
— Дьявол бы побрал эти налеты, я сыт ими по горло, — ругнулся себе под нос Бродик.
— Скорее твоя жена сыта по горло тем, как ты завалил ее в конюшне.
Бродик резко повернулся к брату. Каллен сразу посерьезнел, когда увидел его лицо.
