Жаклин Монсиньи - Петербургский рыцарь
— Не явился ли тот самый карающий мститель, о котором говорит нам Евангелие?
Русская душа любит все чудесное.
— Молодой барин — настоящий русский, — поднимая голову, проговорил гренадер, к которому Флорис обратился первым.
— Правильно, — раздался другой голос, погромче, — он верно говорит, послушаем его.
— Хорошо говорит, не спотыкается, да и понятно, — одобрительно проворчал старый гренадер. Товарищи его закивали головами в знак согласия.
— Не слушайте этого грязного лазутчика, — вдруг завопил Граубен, воспользовавшись моментом, когда Федор, забывшись, отвел свою саблю. — Это обманщик, скорей освобождайте вашего командира…
Солдаты заколебались. Все повисло на волоске. Разумеется, гренадеры не любили герра капитана, наездами появлявшегося в крепости и тут же вместе со своим помощником Бузовым принимавшегося железной рукой наводить порядок, щедро награждая кнутом и правых и виноватых, к тому же он говорил по-русски с жутким акцентом, но дисциплина въелась в плоть и кровь русского солдата. Гренадеры не могли не подчиниться приказу начальника. Внезапно они застыли, ошеломленные: случилось чудо — к ногам их хлынул золотой дождь. Теперь они испуганно взирали на золотые монеты. Восхищаясь стремительностью и решительностью брата, Адриан решил, что пора и ему выступить на сцену. С привычным хладнокровием он порылся в карманах и бросил к ногам солдат полную горсть золотых дукатов. Юный граф Адриан де Вильнев-Карамей был мудр, и знал, что так уж устроен человек: если он видит перед собой какую-нибудь ценность, ему непременно захочется ее присвоить. Но Адриан также помнил, что для пробуждения в душе человеческой сего весьма малопохвального инстинкта необходим благородный предлог.
— Посмотрите на эти монеты, друзья мои, — воскликнул он, — все они с портретом нашего великого царя. Таких теперь больше не делают.
Адриан махнул рукой Флорису, и тот тоже полез в карман за золотом, о котором совершенно забыл. Горсть монет он вложил в руки Елизаветы. Широко открыв глаза, царевна с изумлением смотрела на него.
— Откуда это у вас? — тихо спросила она.
Флорис не ответил, а только взглядом приказал Елизавете бросать золото мужикам.
— Сама царевна жалует вам это золото, — выкрикнул Адриан, — а если вы перейдете на ее сторону, то получите еще больше.
Флорис посмотрел на брата и восхищенно прищелкнул языком. Да, у Адриана иногда бывали воистину гениальные идеи.
— Навеки вместе, — прошептал он, и братья улыбнулись друг другу.
Они чувствовали, что поодиночке никогда и ничего не достигнут. Царевна перехватила их взгляд, на секунду задумалась, а потом обернулась к солдатам. Но те уже не обращали на нее никакого внимания: пыхтя и толкаясь, с радостными криками они собирали щедрый урожай, торопясь, пока к ним не подоспели их товарищи, бегущие из крепости.
— Барин прав, кричали они, — это старые монеты.
Кто-то попробовал золотой на зуб.
— И вправду настоящее золото, я такого никогда и не видел.
— Так и хватай его, дурак.
— Регентша больше не платит нам положенного.
— Да, а потому право имеем.
— Смотрите, это же наш любимый царь.
— Батюшка наш, он и дочку свою нам послал.
— Ох! Где ты, Петр наш Великий, на кого ты нас покинул? — причитали некоторые.
— Солдаты, — снова воскликнул Флорис, — понимая, что настал момент, когда надо окончательно перетянуть гренадеров на свою сторону, — вот Елизавета Петровна, ваша царевна, единственная, кто может быть вашей законной государыней.
— А ты, молодой барин с блестящими глазами, ты-то кто? — громко спросил старый гренадер, все время сидевший на коне, и, по-видимому, полагавший ниже своего достоинства присоединяться к трудам товарищей, над которыми он явно имел некоторое превосходство. — Ты вылитый портрет нашего великого царя, я служил и видел его. Уж не сама ли судьба послала нам тебя?
Флорис и царевна по-прежнему вместе сидели на коне; эту восхитительную пару постепенно окружали солдаты. Тогда Елизавета подлинно царственным жестом призвала к спокойствию. Над озером воцарилась мертвая тишина, лишь иногда нарушаемая криками шального ворона.
— Да, солдаты, вы правы, сама судьба послала нам этого юношу, он прибыл к нам вместе со своими друзьями, чтобы спасти вашу царевну. Он, словно всадник из Апокалипсиса, рыцарь на белом коне… Петербургский рыцарь! Вы знаете, кто я. Хотите пойти за мной, стать моими преданными воинами и верными подданными? Тогда просыпайтесь! Бедный наш народ стонет под игом иноземцев, так сбросим же его!
Елизавета медленно расстегнула полушубок, со спокойным бесстыдством обнажила верхнюю часть груди и достала усыпанный алмазами крест.
— На кресте клянусь умереть за вас. Даете ли и вы мне такую клятву? — спросила она; в глазах ее блестели слезы.
— Да, клянемся тебе, матушка, пойдем за тобой и за твоим зеленоглазым всадником, вы нам укажете дорогу, и мы посадим тебя на трон.
Флорис непочтительно подумал, что Елизавета заставила солдат присягнуть на кресте, более похожем на дорогую безделушку, нежели на реликвию. В душе он был язычником, и сей поступок заставил его улыбнуться: в его глазах очарование принцессы от такого поступка только выиграло. Он был без ума от любви. Схватив изящную ручку Елизаветы, он почтительно поднес ее к губам. Принцесса смутилась. Сколь же притягателен был этот чернокудрый ангел! Вдохновленные примером Флориса, солдаты с радостными криками бросились целовать царственные персты. Восторг достиг наивысшей точки. Внезапно зычный глас Федора перекрыл все остальные голоса:
— Виват царевна, виват Украина и казаки!
Жорж-Альбер, усевшись на плече украинца, отчаянно хлопал в ладоши и испускал восторженные вопли. Забытый в своей ледяной крепости Ли Кан, глядя на них, тоже пытался что-то сказать: невозможность высказаться была самым страшным наказанием для словоохотливого резонера-китайца. Неожиданно раздался конский топот. Воспользовавшись всеобщим волнением и взрывом патриотических чувств, в полной мере охвативших Федора, совершенно забывшего про своего пленника, Граубен вскочил на ноги, прыгнул на чью-то лошадь и теперь мчался в сторону крепости.
— Ах, грязный вонючий шакал! — выругался Федор. Ему было стыдно и досадно, равно как и Жоржу-Альберу, особенно, когда они встретились с насмешливым взглядом Ли Кана. Адриан и Флорис, мгновенно забывший о сидящей впереди него царевной, бросились в погоню, но беглец уже был далеко. Вскоре крепостные ворота распахнулись, пропуская наемника, и снова закрылись. В цитадели по-прежнему оставался многочисленный гарнизон.
— Интересно, будут ли ему повиноваться оставшиеся у него люди, — спросил Флорис брата, возвращаясь на прежнее место.
