Патриция Райс - Дьявольски красив
— Это грубо, сэр. Уж лучше цитируйте Шекспира.
Она развязала его рубашку и попыталась вытащить ее из плотно сидевших брюк. Она представления не имела, что делает, просто сочла несправедливым, чтобы только она одна была раздета.
Блейк обхватил ее руку своей и мягко толкнул назад на кровать, так что она шлепнулась на матрас и поспешно разогнула ноги, спустив их с края, когда он, такой пугающе большой, навис над ней.
— Ты предпочитаешь слова Шекспира моим?
Оставшийся в одной рубашке и брюках, он с удовлетворением изучал ее. Или, быть может, грудь. Похоже, ему нравится ее чересчур пышный бюст. Джослин похлопала себя руками спереди, и глаза ее вспыхнули от вызова, который она представляла. Поза ее была неприличной, и она подумала, что надо бы подтянуть ноги и перевернуться на бок.
Но как идиотка она упивалась тем, что полностью завладела его вниманием. Она приподняла груди рукой, бросая ему вызов взять то, что предлагает. Он придвинулся ближе, стоя у нее между коленей и сминая тонкий шелк шемизетки. Он возбуждал средоточие ее женственности, требуя удовлетворения, о котором она представления не имела. И все же… она с интересом оглядывала застежку на брюках. Похоже, ткань с трудом вмещала выпуклость, образовавшуюся под ней.
Она позабыла, о чем он спросил. Еще сильнее раздвинув ей колени, Блейк наклонился и пригвоздил ее руки к матрасу. Лишив ее возможности и дальше провоцировать его, он стал посасывать грудь до тех пор, пока она не застонала от наслаждения и напрочь не забыла о приличиях.
— Ты первая, — пробормотал он, прокладывая дорожку поцелуев по груди и животу и поднимая рубашку до талии.
Джослин не догадывалась о его намерениях, пока он не начал соблазнительно ласкать ее сквозь чулки, потом проворными пальцами развязал подвязки и развел бедра в стороны, после чего погладил ее в таком месте, к которому сама она почти не осмеливалась прикасаться. И удержал ее, когда она чуть не соскочила с кровати.
Не успела она понять, что будет дальше, как он встал на колени у нее между ног и стал целовать, покусывать и делать все то, что делал, когда сладкой пыткой терзал ее губы. Она едва не вскрикнула, когда он провел языком… там. Ей надо было сесть, остановить его, не позволять ему класть ее ноги к себе на плечи, чтобы…
Обильная влага увлажнила лоно, когда он пососал особенно чувствительное местечко. Она не была уверена, что ее крики были только у нее в голове, то ли вырывались из горла. Его манипуляции сотрясли ее до основания, подбросив куда–то в небеса, где не было ничего, кроме неукротимой страсти, требующей немедленного удовлетворения.
И ее галантный муж оказал ей такую любезность, лег с ней рядом, скользнул пальцами глубоко и ласкал ее до тех пор, пока она не разлетелась на миллионы осколков и ее крики эхом не отразились от голых стен.
Не успела она прийти в себя и вернуться на землю, как из–за дверей донесся отчаянный вопль:
— Джо–о–о–з–и–и! — Тяжелые шаги застучали по непокрытому полу, потом еще один крик: — Джози, где ты?
Джослин повернула голову и прикусила подушку, чтобы сдержать всхлип.
Глава 20
Перекатившись так, чтобы пленить Джослин в своих объятиях, Блейк изо всех сил старался оградиться от шума, доносившегося откуда–то из остальной части дома. Ее крики экстаза все еще прекрасной музыкой звенели у него в ушах. Возбужденная плоть нетерпеливо натягивала пуговицы, но хотя мозги и находились сейчас где–то в области паха, он не мог не оставить без внимания неожиданные и необъяснимые слезы Джослин.
Почему она плачет сейчас, когда он подарил ей наслаждение? Он планировал эту минуту со всем возможным тщанием, учитывая его состояние бездумного вожделения.
Крики. В пустом доме. Часть крови прихлынула назад к мозгу, возвращая способность соображать. Крики ассоциируются с опасностью, но ведь не в тихом сельском Челси? Одурманенность замедлила его реакцию.
Кулаки заколотили в дверь спальни. Где–то пронзительно вскрикнул попугай. Тревожно тявкнула собака. Зазвенело разбитое стекло, и закричала служанка. Испуганный вой сопровождал стук в дверь. Блейку тоже захотелось по чему–нибудь ударить, но единственным объектом в пределах досягаемости была его красивая всхлипывавшая жена. Почти обнаженная и в каком–то шаге от того, чтобы полностью принадлежать ему…
Ее слезы, в конце концов, лишили его мужества. Потрясенный, он не знал, как реагировать на это проявление женской слабости, разве что убить того, кто ее так расстроил. Ведь это жене из–за того, что он…
Прежде чем его мозги окончательно вернулись из штанов в черепную коробку, Джослин вытерла слезы и вернула себе самообладание с удивительной быстротой, словно тренировалась регулировать приступы плаксивости.
— Думаю, вам сейчас придется встать, сэр.
— Не могу, — пробормотал он в дюйме от волнистых белокурых прядей, которые распустил, чтобы ощутить их прикосновение к своей коже.
Опершись руками по обе стороны от нее, он пытался определить, указывает ли этот стук на причину для тревоги, но в глубине души уже знал, кто это. Впрочем, остальная какофония тоже выводила его из себя.
— Дай мне пару минут. Что за тарарам?
— Перси? — неуверенно спросила она.
Он нахмурился. Перси и в самом деле, кажется, кричал больше обычного. Дверь начала сотрясаться. Хорошо, что он ее запер.
— За дверью не Перси, — возразил он.
— Мм, должно быть, это хозяин Перси. Если ты немножечко сдвинешься вправо…
Она заерзала под ним, пытаясь улизнуть.
Она почти обнажена. Он недостаточно близко для телесного контакта. Ему хотелось продолжить раздеваться.
Хаос внизу не прекращался. В сущности, пес выл так, словно его бьют.
— Заткни уши. Я собираюсь выругаться.
Чертыхнувшись себе под нос, когда Джослин сунула пальцы в уши, Блейк поднялся с кровати.
Как только он стал натягивать жилет, Джослин села и дрожащими пальцами начала завязывать рубашку.
Звон еще одного разбитого стекла отсек любые его попытки запротестовать. С расстегнутой рубашкой Блейк открыл дверь и заметил промелькнувшую тощую спину и растрепанную шевелюру, которая неслась вниз по черной лестнице к задней части дома.
Будучи столько лет холостяком, Блейк не был готов к семейной жизни, напоминающей хаос войны. Быть может, ему стоит приобрести пушку.
Внизу Перси разразился потоком французских фраз о колесах фортуны и «проклятых распутниках». Потом крики, вопли и определенно звук удара. На этот раз предупреждение об опасности охладило чувственный пыл Блейка и инстинкты вырвались на первый план. С расстегнутыми и развевающимися полами жилета, в одних чулках, он побежал на звуки беспорядка, жалея, что у него нет под рукой оружия.
