Лесли Лафой - Невеста маркиза
В тот день тоже шел дождь. Маргаритка не была мятой, и Симона обращалась с ней очень осторожно, но в конце концов это ничего не изменило. Матери все так же не было. И Харриет не было. Прощальная маргаритка нисколько не уменьшала боли и не заставила солнце выглянуть из-за туч.
Другое дело, если, конечно, вы принадлежите к аристократии, уточнила про себя Симона, когда присутствующие в церкви встали и открыли сборники духовных гимнов. Она молча стояла рядом с сестрой; на сердце у нее было слишком тяжело, чтобы петь.
Если вы аристократ, то солнце светит, а хор поет. Мир скорбит о вашем безвременном уходе и покрывает ваш дорогостоящий гроб лилиями и розами. А когда вас похоронят, то над вашей могилой поставят красивое надгробие, чтобы на все времена отметить, что вашу жизнь сочли достойной.
На могиле ее матери надгробного камня не было, и на могиле Харриет тоже. Не было даже простых деревянных крестов, потому что они были бедными и к тому же проститутками, а те, кто их помнил и о них скорбел, не имели денег даже на то, чтобы взять извозчика.
Симона вздрогнула от внезапного озарения. Теперь она может купить надгробие своей матери и Харриет – Дрейтон даст ей столько денег, сколько она пожелает. Она может распорядиться, чтобы их имена были высечены золотыми буквами, а еще велеть резчику добавить какие-нибудь возвышенные слова о добрых сердцах и заботливых душах, о любви и дружбе. Может, он еще изобразит херувимов или ангелов, и, разумеется, теперь на могиле всегда будут цветы.
Боже, почему это не пришло ей в голову раньше? Надо только сказать Дрейтону, что она хочет сделать заказ резчику и попросить, чтобы камни были доставлены в… в…
Она сморгнула пелену жарких слез: жестокая правда пронзила ей сердце. Симона не помнила, где похоронена ее мать…
Тристан увидел, как Симона выскользнула из своего ряда и быстро прошла по проходу между церковными скамьями: по щекам ее струились слезы, в глазах пылал огонь.
Он взглянул в сторону скамьи, где она сидела, проверяя, идет ли за ней кто-нибудь из близких, затем быстро кивнул Ноуланду и пошел следом за Симоной.
Тристан обнаружил ее на тротуаре у дверей храма: Симона оглядывала улицу, словно не была уверена, в какую сторону ей следует идти.
– Дорогая, – окликнул он ее, спускаясь по ступеням храма, – с вами все в порядке?
Симона расправила плечи, подняла голову, провела ладонями по щекам, потом повернулась к нему.
– Да, у меня все прекрасно.
Тристан поспешно сцепил руки за спиной, чтобы не поддаться соблазну и не обнять ее.
– Вы хорошо знали лорда Сандифера?
– Кого?
– Лорда Сандифера, – повторил он, кивая в сторону храма. – Человека, с которым мы сегодня прощаемся.
– О! – Симона шмыгнула носом и отвела взгляд. – Я с ним не знакома.
– Если не считать его родственников и горстки посторонних, то, наверное, все присутствующие в храме могли бы сказать то же самое.
– Но раз вы не знали Сандифера, значит, плачете из-за собственных воспоминаний. Если вы хотите уменьшить их бремя, поделитесь ими со мной, и я…
Глаза Симоны вспыхнули.
– Прошу вас, уйдите, – отчетливо проговорила она и отвернулась.
Если бы у него осталось хоть немного мозгов, Тристан именно так и сделал бы, но он остался стоять, и ощущение ножа в груди снова вернулось. Он искал подходящие слова, чтобы снова заговорить. О чем именно – это было не важно, ему просто хотелось, чтобы Симона с ним разговаривала и успокоилась в своих сомнениях насчет их злополучной связи. Да, это было мелко, эгоистично, и он был человеком мелким и эгоистичным, но все же…
– Симона, – тихо начал он, осторожно подходя и становясь рядом с ней.
– Эгей! Трис!
Тристан замер.
– Ах ты, мой сладенький! – продолжала верещать Сара, выйдя из наемной кареты.
Сидя рядом с ним, Симона тихо кашлянула.
– Прошу прощения. Пожалуйста, дайте мне возможность объясниться насчет нее…
– Объяснитесь! – сухо отозвалась Симона. – Я не пропущу этого ни за что на свете.
Однако она вовсе не собиралась ему помогать. И поделом – он это заслужил.
Тристан повернулся к приближающейся мегере с твердым намерением избавиться от нее как можно быстрее.
– Что ты здесь делаешь, Сара?
– Ах! – Губы Сары растянулись в счастливой улыбке. – Я случайно проезжала мимо, возвращаясь в гостиницу, и увидела тебя. Конечно, я не могла не остановиться и не сказать тебе, что совсем недавно пила просто чудесный чай и целый час дивно болтала с твоей матушкой.
Только что ему казалось, что все идет отвратительно, однако это было еще слабо сказано!
– Моя мать умерла, Сара, и давно.
Улыбка Сары поблекла:
– Ну, она же назвалась твоей матушкой!
– Если ты говоришь про Люсинду, то она моя мачеха.
Тут же улыбка Сары стала широкой и радостной, как прежде.
– Какая разница, сладкий мой.
Тристан с трудом заставил себя разжать зубы:
– Скажи на милость, что ты нашла такого, о чем можно было бы говорить с Люсиндой?
– Тебя.
– И после этого ты рассчитываешь выйти за меня замуж? – Тристан почувствовал, как боль начинает все сильнее пульсировать у него в висках.
– Не могла же я не сказать ей о том, что жду от тебя ребенка.
– Надеюсь, ты шутишь! – прорычал Тристан.
– Матушка жениха не должна быть последней, кто услышит такие вещи, милый.
– Боже всемогущий, да ты просто дура!
– Милый, прошу тебя! – Сара даже не поморщилась. – Тебе нет нужды расстраиваться. Похоже, твоя Люсинда была очень рада этому известию.
Не зная, что сказать, Тристан судорожно ловил ртом воздух. Боже, каким же отчаянным дурнем он был, сделав Сару своей любовницей!
– Не могу не признать, что у вас по-настоящему интересная жизнь…
Тристан перевел взгляд на Симону. Теперь он не сомневался, что ему придется ползти по битому стеклу, валяться у нее в ногах, чтобы снова наладить их отношения, но он это сделает. Хотя, может, все-таки не стоит ползти в буквальном смысле слова: если он и готов признать собственную глупость, это еще не значит, что нужно вообще отказаться от гордости и самоуважения…
. – А вы кто такая? – услышал он язвительный голос Сары.
Симона медленно перевела взгляд на его бывшую любовницу.
– Покопайтесь в памяти. Мы встретились на причале два дня назад.
«О да! Идеальный ответ! Блестяще, Симона!»
– Ой, ну надо же! – воскликнула Сара и возмущенно взглянула на Тристана. – А ты, парнишка, времени не терял!
«Парнишка?» – Тристан поморщился.
– Сара, я пытался быть добрым и сострадательным, но мы миновали ту точку, после которой мое терпение кончается. Слушай меня внимательно. Я на тебе не женюсь, так что устраивай свою задницу в карете, уезжай в гостиницу, пакуй вещи, садись на первый же корабль и плыви на запад.
