Ирина Мельникова - Грех во спасение
Кроме этого, она, как жена государственного преступника, могла посылать письма, лишь вручая их незапечатанными коменданту. И получать письма она тоже должна была только через коменданта. Всякое письменное сообщение иным способом строго воспрещалось.
Но, несмотря на массу запретов и ограничений, Машу несказанно обрадовало сообщение о том, что ей даровалось право видеть мужа через каждые два дня, а в случае примерного поведения Дмитрия Гагаринова ему разрешался ежемесячный трехдневный отпуск, который он должен был проводить только в кругу семьи и в пределах места ее проживания.
В одной из бумаг говорилось о том, что Государь приказал спросить Марию Резванову, что ей будет нужно для успешного путешествия и сколько ей потребуется для этого денег. Маша ответила, что хотела бы иметь для сопровождения фельдъегеря, если Государь сочтет это возможным, а в деньгах она не нуждается, так как родственники Дмитрия Владимировича полностью берут на себя денежное обеспечение ее поездки. Но генерал-губернатор вежливо объяснил ей, что нельзя Государю отвечать отказом. Тогда Маша ответила, что не смеет определить размер денежной суммы, необходимой для ее путешествия, но будет довольна всем тем, что Его Величеству будет благоугодно повелеть выдать ей.
После этого она подписала требуемые бумаги и попросила генерал-губернатора содействовать ей в скором оформлении всех документов, необходимых для отъезда в Сибирь. Князь, обращавшийся с ней крайне любезно, пообещал сделать особое распоряжение по этому поводу. И действительно, через неделю Машу вызвали в канцелярию обер-полицмейстера, где сам полицмейстер выдал ей все необходимые бумаги и три тысячи рублей сторублевыми ассигнациями. Кроме этого, он передал ей еще одну бумагу, которую также просил подписать.
С удивлением Маша увидела, что она сплошь заполнена какими-то цифрами, как оказалось, номерами тех ассигнаций, которые она получила на дорогу от Николая Павловича. Заметив ее недоумение, обер-полицмейстер с улыбкой заметил, что Государь, вероятно, не совсем доверяет полиции, если решился на подобную уловку...
Она знала, что дома ее ждут с нетерпением, и потому, не раздеваясь, бегом поднялась по лестнице, быстро вошла в кабинет князя и, не помня себя от восторга, выложила на стол все бумаги и деньги, выданные ей в канцелярии обер-полицмейстера:
– Смотрите, вот разрешение на поездку, вот заявление коменданта, что Митя согласен жениться на мне, а вот три тысячи рублей, которые подарил мне сам Государь! – Она раскинула их веером и с торжеством посмотрела на Гагариновых. – Теперь уже ничто не удержит меня от поездки!
Княгиня посмотрела на них и расплакалась:
– Я каждый день ждала этого, и вот вроде радоваться надо, но я как представлю, что и ты нас теперь покинешь... – Она прижала голову Маши к своей груди, и девушка не выдержала, разрыдалась вместе с ней.
– Ну, что это такое! Прошу вас, успокойтесь! – Князь попытался их урезонить, но не выдержал и тоже всхлипнул. – Совсем мы одни, матушка, останемся!
Но княгиня неожиданно перестала плакать, посмотрела на разложенные на столе деньги и вдруг рассмеялась сквозь слезы:
– Маша, представляешь, как разъярится Государь, когда узнает, на что пошли его деньги. Впервые в истории побег государственного преступника готовится на деньги самого императора. – Она помолчала несколько секунд и уже серьезно посмотрела на мужа. – И этот гнев в первую очередь обрушится на нас, Владимир Илларионович. Как ты думаешь, не стоит ли нам заранее подготовить свое отступление и к весне уехать за границу?
– Ты настолько уверена, что побег получится? – грустно улыбнулся князь. – А если это окажется невозможным? Мы стараемся про это не говорить, но в случае неудачи Маша вынуждена будет остаться в Сибири на всю жизнь. Ты посмотри, дорогая, какие бумаги она подписала! Ведь по ним наша девочка будет лишена многого и прежде всего возможности выйти замуж по любви. Она будет навеки связана с Митей узами фиктивного брака, а это может оказаться для них обоих страшнее самой каторги... – Он посмотрел на Машу. – Девочка моя, еще есть возможность отказаться от этой поездки. Пойми, если побег не удастся или, не дай бог, его раскроют раньше времени, то это грозит тебе весьма крупными неприятностями, и не самое худшее из них то, что ты никогда не сможешь выйти замуж за Алексея.
– Алексей освободил меня от обещания выйти за него замуж. Ему и мне было нелегко пойти на это, но он прекрасно понимает, что, если с побегом Мити выйдет так, как мы задумали, мне тоже придется покинуть Россию, и мы все равно не сможем пожениться. Но если побег не получится по какой-то причине, то нам и тогда не быть вместе! Я признаю, что виновата перед Алексеем, но я не хочу устраивать свое счастье, а потом укорять себя всю жизнь, что могла, но не спасла человека, которого люблю, как родного брата...
Она опустилась на колени перед князем и княгиней и попросила их благословить ее перед дальней дорогой в Сибирь. Потом поднялась на ноги, поклонилась им в пояс и вышла из кабинета, чтобы начать немедленные сборы в дорогу.
Князь проводил ее долгим задумчивым взглядом и тихо произнес:
– Ох, сдается мне, матушка Зинаида Львовна, что Машенька скрывает от нас истинную причину, по какой она так рвется в Сибирь.
– Не ты один такой догадливый, – княгиня печально улыбнулась, – но, по-моему, она ее в первую очередь от самой себя скрывает...
* * *Было одиннадцать часов вечера, 21 декабря 1848 года, когда Маша навсегда оставила Санкт-Петербург. Перед ней лежали долгие шесть с лишним тысяч верст пути через бескрайние снежные просторы в неизвестную и дикую страну под названием Сибирь.
16
С каждой минутой лошади все дальше и дальше уносили Машин экипаж от столицы. Рождество она встретила в пути, а Новый год отметила вместе со слугами, подъезжая к Волге, велев Антону достать бутылку шампанского, приготовленную специально для этого случая.
Она не стала дожидаться обещанного ей фельдъегеря, иначе пришлось бы выехать только после Нового года, и отправилась в путь вместе с Антоном и еще одним слугой по имени Михайла, который должен был сопровождать их до Иркутска, а потом вернуться обратно.
Подорожную ей выдали пока тоже только до Иркутска. Но и до него еще надо было доехать.
До Казани она добралась с трудом: не имея опыта путешествий по зимним дорогам на большие расстояния, не подозревала, что ее удобный в городе экипаж окажется слишком тяжелым и неуклюжим для передвижения по заснеженным российским дорогам.
В Казани она остановилась на сутки в доме двоюродной сестры Зинаиды Львовны, Варвары Афанасьевны, очень подвижной и суетливой женщины лет пятидесяти, болтливой до невозможности, пожелавшей было устроить праздничный ужин с приглашением большого количества гостей по случаю приезда невесты ее бедного племянника. Но Маша уснула прямо во время разговора с Митиной теткой, привалившись головой к спинке дивана. И ужин был отложен, но Варвара Афанасьевна не обиделась, а, слегка всплакнув по этому поводу, тут же принялась хлопотать о замене Машиного экипажа на более удобную повозку. Благодаря ее стараниям уже на следующий день были приобретены две купеческие повозки, крытые рогожами. Они были настолько прочными и легкими, что, покинув Казань шестого января, восьмого Маша была уже в Перми.
