Елена Арсеньева - Несбывшаяся весна
Читая сводку, Поляков чувствовал себя как человек, идущий по тонкому, тончайшему, чуть-чуть схватившемуся льду. Этот лед был – его вновь возникшая любовь к Родине, к России, – слабый такой ледок, еле затянувший, еле скрывший былую ненависть. Такие случаи, вроде драки из-за шерстяных отрезов, заставляли лед не просто трескаться, но и вовсе исчезать, а его, Полякова, – проваливаться в прежнюю темную бездну, из которой, раз провалившись, он мог и не вынырнуть, потому что она тянула, она была знакома и привычна…
Случай с новорожденным несколько воскресил его. Ведь очень может быть, он жизнь ребеночку спас. А что вы думаете? В такой ветреный, хоть и жаркий, весенний день, без воды, без пеленок, с полуживой и слишком молоденькой мамашей, которая явно не знала, что делать и как быть… Куда только ее муж смотрел, что отправил девчонку на сносях одну бродить по городу! Поляков, будь у него беременная жена, дохаживающая последний срок, глаз бы с нее не спускал. То есть посадил бы под замок и не выпускал из дому, а сам звонил бы каждые полчаса домой, пока не родился бы ребенок…
Тут Поляков сообразил, что ему вряд ли светит обзавестись женой на сносях, это раз, а два – это то, что муж той женщины, конечно, на фронте, оттого и не следит за каждым ее шагом, не запирает на замок и не звонит каждые четверть часа. И тем не менее у него есть теперь сын. А может, дочь… Поляков сообразил, что даже не знает, мальчик или девочка этот ребенок, которого он теперь воспринимал как своего крестника.
А впрочем, неважно, кто он. Его можно звать каким-нибудь именем, которое равным образом подходит и мальчику и девочке. Александром (Александрой), например. Их всех в детстве зовут Сашами или Шурами.
Ну да, девочку называют Сашенькой, а мальчика – Шуркой…
Шуркой Русановым, верно? Верно? Ну, признайся себе, что ты думаешь сейчас о нем и о том выстреле!
С безвозвратно испорченным настроением, зло оскалясь, Поляков пошел на станцию, думая, что сейчас выражением лица напоминает не добровольно сдающего кровь человека, а, наоборот, кошмарного вампира.
Впрочем, кровь у него оказалась нормальная – алая, а не черная или свернувшаяся, как можно было бы ожидать.
И даже не голубая!
Исполнив свой «гражданский долг», Поляков сидел около кабинета, дожидаясь, когда можно будет разогнуть руку, когда перестанет кровить маленькая ранка (да и голова, если честно, кружилась… от волнения он мало ел последнее время, зато курил непомерно много), как вдруг увидел Ольгу Аксакову, которая шла по коридору. Она была одета в застиранный халат с завязками, и Поляков вспомнил, что Ольга работает санитаркой в военном госпитале. А здесь она как оказалась? Работу сменила, что ли?
Ольга узнала Полякова, что стало понятно по встревоженному блеску ее глаз, но не поздоровалась и вообще сделала вид, что в жизни его не видела.
Поляков отвел взгляд.
Вид девушки был ему неприятен. Почему-то с Ольгой для него были связаны самые трагические мгновения жизни: убийство Русанова, гибель Лизы, потом Охтина… Что за роковая роль отведена ей в судьбе Полякова?
Он хотел уйти, чтобы снова не встретиться с ней, но тут Ольга вышла из кабинета, волоча какой-то неудобный ящик. Поляков понял, что она приезжала из своего госпиталя за кровью, необходимой для операций. Ящик был настолько тяжел, что тонкая фигура Ольги гнулась на сторону. В первый раз Поляков заметил, что у нее покатые плечи, как на старинных картинах. Ему казалось, что женщин с покатыми плечами уже и на свете не осталось. «Ликвидированы как класс!» Ну, может, эта – последняя?
В общем-то, Поляков не отличался особой галантностью, да и голова все еще кружилась, однако сейчас его словно сорвало с лавки, на которой он сидел.
Выхватил у Ольги ящик, поволок.
Зачем? Ему-то какое дело, тяжело ей или нет?!
Но раз взялся за гуж, волоки теперь неподъемный сундук с красным крестом на крышке!
Идя рядом с Ольгой, Поляков ощущал ее страх. И вдруг пришел в бешенство.
Да что он ей сделал, этой Аксаковой, чтобы так трястись? Он дважды выручил ее, вот и все. Выручил из очень непростых ситуаций. Теперь вот сундук несет… Она же дрожит так, будто идет рядом с каким-то палачом. Почему она боится? Она ведь не может знать о том, почему и как погиб ее дядя!
Может быть, она тоже больше доверяет чувствам, так же как и он? Эфемерным чувствам, а не конкретному знанию?
От последней мысли Полякову стало вовсе тошно. Вдобавок он чувствовал себя хуже и хуже. Ящик оказался слишком тяжел. Слишком много крови он сдал, вот что.
«Не хлопнуться бы в обморок, – подумал мрачно. – А то паду к ее ногам…»
Попытка пошутить не удалась. Дурацкая была попытка!
Наконец какой-то рыжеватый малый забрал у Полякова жуткий сундук. Им оказался шофер госпитальной машины. Он тоже был перепуган до дрожи, но его панический вид Полякова не раздражал, а только смешил. Стоило же взглянуть на бледное лицо Ольги, как он разозлился еще сильней.
Черт, да почему он чувствует себя виноватым перед ней? Почему оправдывается?
Они стояли и говорили, говорили о каких-то глупостях, как вдруг Полякова осенило. А что, если привлечь Ольгу к выявлению личности Контролера? Для начала уговорить хотя бы временно устроиться в приемный покой пятой больницы. С ее госпитальным начальством дело уладится легко: в конце концов, именно Поляков когда-то, еще в 38-м году, приказал – именно приказал! – взять на работу Ольгу Аксакову, упомянув, что в Советской стране ни сын за отца, ни дочь за мать не отвечает.
Он еще не сообразил толком, как сможет использовать Ольгу в поисках Контролера, однако не сомневался, что за ту неделю, которую проведет в командировке, успеет все толком обдумать.
Ну что ж, это правда – он придумал отличный ход! И предпринял кое-какие шаги… он сделал кое-что, чтобы заслужить доверие Ольги. Теперь она не могла отказаться выполнить его просьбу! Однако каково же было изумление Полякова, когда, вернувшись, он не застал Ольгу в Энске. За эти несколько дней она умудрилась отправиться в рейс парохода «Александр Бородин» – плавучего госпиталя. Причем Полякову удалось выяснить, что пошла Ольга на СТС добровольно, более того – просто умоляла, чтобы ее отправили первым же рейсом.
Поляков не сомневался насчет мотивов поступка девушки. Мотивом был он. Встречи с ним Ольга боялась больше смерти.
Да… да, не только она играла роковую роль в его жизни. Поляков в ее жизни играл совершенно такую же роль!
Ну и что ему делать, если она погибнет в рейсе? Как жить дальше?
Поляков не знал.
И душа его, которая только что обрела успокоение, вновь заныла в тоске.
