Патриция Кэбот - Поцелуйте невесту, милорд!
И потом, Фиона не настолько глупа, чтобы бросаться на шею какому-то камердинеру. Нет, она бережет себя для такого человека, как лорд Денем.
Но теперь, стараниями Эммы, ее единственный шанс на удачный брак пошел прахом. Точно так же как Эмма, подружившись с Кларой, лишила Фиону единственного шанса на настоящую дружбу. В общем, Эмма, с тех пор как появилась на острове, только и делала, что отравляла жизнь ей, Фионе.
И как только могут эти глупые женщины — миссис Мактавиш и даже миссис Пек — отзываться о ней хорошо? Чего только Фиона не наслушалась: как она ухаживала за больными во время эпидемии тифа, как она добра с детьми и какая она душевная — всегда найдет время, чтобы выслушать человека и посочувствовать ему. И так далее и тому подобное.
Ну, для нее, предположим, миссис Честертон никогда не находила времени. Не то чтобы она просила ее об этом, но, учитывая, что Фиона — единственная благородная особа в округе, Эмма могла бы приложить некоторые усилия, чтобы лучше с ней познакомиться. И совершенно напрасно Клара упрекала ее, Фиону, в заносчивости. Никакая это не заносчивость, а всего лишь вполне естественная сдержанность — качество, которым должна обладать каждая уважающая себя женщина и которое так ценят мужчины.
Но увести у нее из-под носа лорда Денема? Нет, это уже переходит всякие границы. На сей раз Эмма зашла слишком далеко, и Фиона собиралась довести это до ее сведения. Джеймса Марбери, конечно, этим не вернешь. Он потерян для нее навеки. Но поставить на место эту выскочку Эмму Честертон она пока еще в состоянии.
Когда она направилась к маяку, уже спустился вечер, но это не слишком волновало Фиону. Что ж, ее брату придется подождать ужина, если только он не пожелает поесть в одиночестве. Конечно, он разозлится, но когда, спрашивается, после исчезновения Клары он не злился? И как будто он и так не пребывает в самом отвратительном настроении, какое Фионе приходилось видеть… Зачем еще ей сбегать из дома и отсиживаться в гостинице, как не для того, чтобы скрыться от его гнева, вызванного потерей единственной вещи, которой он стремился завладеть все последние месяцы, — пресловутых десяти тысяч фунтов вдовы Честертон?
Впрочем, кто-кто, а Фиона нисколько не винила брата в том, что он впал в ярость. По справедливости деньги вдовы Честертон должны были принадлежать ему. Точно так же, как неотразимый и изысканный граф Денем по справедливости должен был принадлежать ей.
О чем Фиона и собиралась сообщить Эмме, не тратя лишних слов.
Но если достопочтенная мисс Фиона Бейн ожидала, переступая порог школы, наши новобрачную в приподнятом настроении, которое будет так приятно испортить, она ошибалась. Эмма сидела на скамье рядом с привычной стопкой грифельных досок, обратив взор к высоким окнам, но, похоже, не видела пламеневшего там розового заката. На ее прелестном лице, которое Фиона предпочитала называть смазливым, застыло выражение беспросветного уныния. Мисс Бейн ощутила вспышку восторга, согревшую ее душу.
— Ну, миссис Честертон, — громко проговорила она, захлопнув за собой дверь. — Или мне следовало сказать леди Денем? Поздравляю, о вас судачит весь город. Хотя не думаю, что вас интересует, что говорят о вас люди.
Эмма повернула голову и взглянула на посетительницу. Ее глаза, обычно приветливые, смотрели настороженно.
— Нет, — сказала она. — Но, полагаю, вы все равно мне расскажете.
Фиона невесело рассмеялась.
— Вы совершенно правы. На вашем месте я бы распрощалась с этой школой. Не думаю, что вам позволят и дальше здесь преподавать. После сегодняшнего скандала, естественно, вызванного вашим поведением.
Эмма, к разочарованию Фионы. даже не моргнула глазом. Она обвела комнату взглядом, посмотрела на скамьи и грифельные доски и сказала с некоторым удивлением:
— Пожалуй, вы правы.
Фиона всегда считала Эмму странной: кем еще надо быть, чтобы по собственной воле выйти замуж за нищего викария и последовать за ним на край света? Но теперь у нее возникло подозрение, что у той и вправду не все в порядке с головой. По всем правилам Эмме следовало задрать нос и злорадствовать. В конце концов, она победила в их негласном соперничестве и выберется из этого проклятого места намного раньше Фионы.
И тем не менее она казалась такой… такой подавленной. Подавленной и испуганной.
Фиона, ужаснувшись, что готова посочувствовать — подумать только! — своему заклятому врагу, усилила натиск.
— Так в чем же дело? — ядовито осведомилась она. — Только не говорите, что вас действительно волнуют разговоры миссис Мактавиш и всего этого выводка старых склочниц.
Вместо ответа Эмма повесила голову, и мисс Бейн пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее исполненный отчаяния голос:
— Что я наделала!
Нет, это никуда не годится. Как, скажите на милость, испортить настроение человеку, который и так уже пребывает в унынии? Да и с чего ей так расстраиваться? Разве она не заполучила самого красивого — и самого богатого — мужчину из всех, кого Фионе приходилось встречать? Просто невероятно!
Но Фиона не знала — а Эмма не собиралась ее в это посвящать, — что, хотя Эмма и вышла замуж за необычайно привлекательного и состоятельного человека, это всего лишь деловое соглашение, заключенное ради того, чтобы она могла получить положенные ей десять тысяч фунтов, а Джеймс Марбери мог искупить вину за то, как обошелся со своим кузеном.
Узнай об этом Фиона, она тут же помчалась бы к судье и выложила бы ему все обстоятельства дела, включая предполагаемое расторжение брака, чего, как нетрудно догадаться, судья никогда бы не одобрил и нашел бы способ задержать выплату денег.
А Эмма очень нуждалась в этих деньгах. Теперь, когда они оказались в пределах досягаемости, ей пришло в голову множество замечательных вещей, которые можно было сделать с их помощью. Послать Джона Макадамса в колледж. Построить настоящую школу и нанять настоящего учителя для местных ребятишек. И потом, оставался Фергюс. Насколько Эмме было известно, его глаза никогда не показывали настоящему врачу, и кто знает, может, существует способ восстановить его зрение.
С другой стороны, Эмма сознавала, что теперь, когда она стала предметом пересудов, маловероятно, что ей позволят учить детей и дальше. И как будто этого мало, Эмме не давали покоя постыдные воспоминания о ее поведении этим утром, когда лорд Денем поцеловал ее. Есть ли на свете еще хоть одна женщина, которая с таким распутным самозабвением отдавалась бы поцелую? Наверное, нет. Она вела себя как законченная дурочка, настоящая Мария Магдалина. Что мог подумать о ней Джеймс? А ведь прошло всего лишь полгода, как она похоронила мужа, его собственного кузена… и не кого-нибудь, а викария!
