Кимберли Кейтс - Утренняя песня
По ночам она с удовольствием наблюдала, как меняется красивое лицо Остена Данте, и ей не хотелось вспоминать о мытарствах, через которые им с Пипом пришлось пройти.
До чего она глупа и безрассудна! Вообразила, будто они с Пипом могут остаться здесь навсегда, и не заметила, как влюбилась. И это было страшнее всего.
Она любила этого загадочного мужчину с огненным темпераментом, неистовым умом и тайной болью.
Она взглянула в лицо Остену, до которого не могла дотронуться, как до звезд.
Но если она любит его, то не должна подвергать его опасности! Мейсон не пощадит и Данте, если, упаси Боже, обнаружит их здесь!
Нужно бежать. Взять Пипа и умчаться подальше от этого места, от этого великолепного, великодушного человека, пока не поздно.
В памяти всплыло одно из самых дорогих воспоминаний. Рука Остена, сжимающая ее пальцы вокруг бриллиантовой булавки, его голос, охрипший от переживаний, глаза, потемневшие от огорчения. «Оставьте это себе... тогда мне не придется думать о том, достаточно ли у вас пищи и есть ли кров над головой...»
Нет. Она еще немного задержится, по крайней мере до его дня рождения. Маленькая дочка Дигвидов и все остальные арендаторы откровенно восхищались, когда говорили о предстоящем празднике – единственном шансе воздать почести великолепному лендлорду.
Остен явно испытывал смущение, но Ханна чувствовала, что он дорожит отношением этих простых, добрых людей, живших на его земле. Их любовь согревала его, заполняла пустоту в сердце.
Она останется на празднование дня его рождения. Сохранит в памяти каждое мгновение, каждую улыбку, каждое прикосновение рук.
На следующее утро после праздника она покинет этого мужчину, это место, расстанется с мечтой. Навсегда уйдет из его жизни.
Глава 16
Рейвенскар просто бурлил от приготовлений. Кухня ломилась от пирогов, пирожных и пудингов, лучшие цветы были перевиты лентами и украшали расставленные на газоне столы.
Пип гулял с маленьким Кристофером Дигвидом. Аттик удалился, он не забыл разговора с Остеном, оскорбившим его. Остен не возражал, полагая, что Ханна лишь обрадуется его отсутствию. И не ошибся, заметив это по выражению ее глаз.
Даже в такой ситуации Остен испытывал необыкновенное беспокойство. Он будто бы чего-то ожидал... но чего? Подарков от сестер? Или от матери? Или, что еще смехотворнее, нежного послания от отца, который, казалось, хотел забыть о самом факте его существования?
Он ненавидел этот день почти так же, как и Рождество. Все в поместье Рейвенскар будут возносить хвалы ему – великодушному лорду и хозяину. Что подумали бы эти добрые люди, узнай они, что этот праздник придуман для того, чтобы он хоть на день забыл в радостной суете все свои неудачи, забыл все?
Хуже того – что подумала бы Ханна?
Ханна... В последние несколько дней она вела себя так странно – то вся светилась, будто раскрыла какой-то удивительный секрет, то вдруг глаза ее затуманивало такое горе, что ему было больно на нее смотреть.
Он пытался выяснить у нее, в чем дело, но она замыкалась в себе.
Скорее бы этот праздник закончился и жизнь вошла в нормальное русло. Даже часы, которые они с Ханной проводили в музыкальной комнате, после его возвращения из Лондона стали более напряженными. Но будь он проклят, если его композиторские способности не улучшились.
Он видел, что Ханна чем-то встревожена, но ни о чем ее не спрашивал.
На это будет достаточно времени после праздника. А сейчас ему придется выйти наружу, где ждут арендаторы, и разломить, согласно обычаю, овсяную лепешку, положив тем самым начало празднику.
Дойдя до лестничного пролета, он услышал какие-то нежные, почти тоскливые звуки. Музыка. Простая мелодия. Кто-то играл одним пальцем.
Ханна. Он сразу ощутил ее присутствие. Что она там делает? Разве мало часов она провела в этой комнате? Но на этот раз что-то было не так – уж очень печально звучала мелодия.
Она ждала его. Не хозяина поместья Рейвенскар, не нанимателя, а мужчину.
Остен был ошеломлен. Он пересек коридор и распахнул дверь.
Ханна мгновенно вскочила со стула и резко повернулась. Остен замер.
Закатные лучи солнца освещали комнату, заливая Ханну розовым светом. В этот момент она была необычайно красива.
Голубой муслин облегал ее грудь, юбка колыхалась, словно волны зачарованной реки. Волосы были замысловато уложены и сколоты шпильками. Специально для него. Остен понял это, и сердце болезненно сжалось. Она сделала это специально для него.
В ее глазах он прочел нежность и раскаяние.
– Ханна, – прошептал он.
– Поздравляю вас с днем рождения, сэр – Она нервно теребила платье. – Хотя, по-моему, именно я получила самый лучший подарок.
– Я думал, вы... вы избавились от него. Я про платье.
– Вы сказали, что я могу делать с ним все, что хочу. И вот я надела его сегодня вечером. Оно такое красивое, вы не находите?
Ее глаза мягко светились. Она презрела пересуды слуг и всего поместья ради того, чтобы доставить ему удовольствие увидеть ее в подаренном им платье.
– Вы не должны были этого делать, – произнес он. – Я совершил ошибку, купив этот материал.
– Правда?
Она гладила складки так трепетно, что ей позавидовала бы любая актриса.
– Как может быть ошибка такой совершенной?
– Что вы имеете в виду?
– Как вы догадались, Остен? Купить именно то, что я считаю прекрасным?
– Я увидел сияние ваших глаз, когда вы думали, что на вас никто не смотрит.
Он отвернулся, чтобы скрыть охватившее его волнение.
– Насчет слуг... вы были правы. Видит Бог, как они сплетничают. Ханна, я...
– Мне все равно, что говорят слуги. И не только слуги. Я знаю вас, Остен Данте. А это платье – самый прекрасный подарок из всех, которые я когда-либо получала.
Она подошла и положила руку на его рукав.
– Вы будете считать меня дураком, если я скажу, что представлял вас в этом платье несчетное количество раз. – Он помолчал, его щеки горели. – Но то, что я увидел сейчас, превзошло все мои ожидания. Вы выглядите как ангел, Ханна Грейстон.
Ее печальная улыбка пронзила ему сердце.
– Я столько всего натворила в последнее время, что вряд ли меня пустят в ворота рая.
Данте был ошеломлен, когда она взяла его руки в свои.
– Остен, мне очень жаль. Пожалуйста, разрешите поблагодарить вас за все, что вы сделали. За ваши подарки Пипу и мне.
Ее взгляд проник ему в самое сердце.
– Ну что вы! Какие-то мелочи.
– Вы ошибаетесь. Никто не делал нам таких щедрых подарков.
Он тонул в ее глазах и желал ее с такой страстью, что дух захватывало.
– Позвольте мне, Ханна, и я дам вам гораздо больше.
