Ли Бристол - Нежный ангел

Адам стоял, держа в руках шляпу, он был серьезен и удручен, но выглядел, как всегда, мужественным и сильным.

— Я подумал, что вашему папе может что-нибудь понадобиться — какая-нибудь книга или что-то подобное. Я не знал, что захватить с собой, — произнес он.

Энджел проглотила комок в горле, потому что его забота сделала с ней то, что не смог сотворить шок последних часов. Она почувствовала, как на сердце ее потеплело, и решительно поборола это ощущение.

— Да, — проговорила она хрипло. — Книги. Ему понадобятся его книги. И еще ему нужна смена одежды. Его одежда вся… испорчена. Я соберу ему что-нибудь.

Она торопливо направилась через коридор в номер, который занимали Адам и ее отец. Адам пошел было за ней, но в последний момент передумал: он не хотел навязывать Энджел свое присутствие. Вероятно, ей захочется побыть одной, пока она будет делать то, что вполне может оказаться последней услугой человеку, которого она называет своим отцом.

Адам знал, что Джереми Хабер не вернется домой из больницы, если он вообще до нее доберется, и подозревал, что Энджел, конечно же, где-то в глубине души тоже это понимает. За свою жизнь он насмотрелся на умирающих людей, хороших и плохих, тех, чья смерть была возмездием, или тех, кто ее не заслужил, но любая смерть всегда вырывала какой-то кусок из его сердца, и эта рана потом долго кровоточила. Но никогда ничья смерть не казалась ему настолько несправедливой, как эта.

Джереми Хабер был хорошим человеком. Адам успел его полюбить и научился им восхищаться, а Адам никогда не восхищался кем попало, С момента знакомства со стариком он видел, что Джереми стар и болен и долго не протянет. Он подозревал, что сам Джереми не испытывал ни страха, ни паники оттого, что его час пробил.

Но Энджел… У Адама в горле стоял комок и сосало под ложечкой из-за Энджел. Она этого не заслужила. Она достойна лучшей доли, ей это просто необходимо. У нее в жизни и так было много потерь и много страданий, которые случились не по ее вине; разве есть хоть какая-то справедливость в том, что единственная цель ее жизни, ее единственное счастье будет вырвано у нее как раз тогда, когда она больше всего в нем нуждалась?

Взгляд Адама упал на Библию, лежащую на бюро. Он удивился, увидев такую вещь в ее комнате, но в то же время это почему-то не показалось ему странным. Он взял Библию в руки, рассеянно пробегая страницы. Ему хотелось бы знать, неужели Энджел читала ее, пока он не вошел в ее комнату, старалась ли она найти там хоть какое-нибудь утешение или надежду? Может быть, Джереми захочет, чтобы Библия была с ним в больнице.

Книга раскрылась, и Адам, пораженный, застыл в изумлении.

Целый рой вопросов промелькнул в его голове, а вместе с ними возникло множество возможных ответов. Ее скоропалительное решение уехать из Грин-Ривер. Головорезы в поезде. Ее неожиданная попытка обокрасть его в Денвере.

Ее пронзительный уверенный голос, категорично утверждающий: «У меня есть деньги!»

Он вынул крест из гнезда, где он хранился, и почувствовал, как куда-то глубоко, на дно его души, опустилось нечто похожее на отчаяние. Вес креста свидетельствовал о том, что он был сделан из настоящего серебра, и это означало, что камешки — целая дюжина камешков — тоже были настоящими. Откуда к Энджел могло попасть такое сокровище?

На этот вопрос был возможен только один ответ.

«Энджел, — думал он со смесью гнева и отчаяния. — Вот черт, Энджел…»

Если бы крест принадлежал ей на законном основании, она не держала бы это в таком секрете. Она бы не стала терпеть лишения и не поехала бы с ним через всю страну против своей воли, если бы могла продать этот крест.

Мужчина в нем — тот, что начал питать слишком сильную симпатию к женщине, доверять которой, он знал, было просто глупо, — принуждал его поговорить с ней откровенно, объявить о своей находке, потребовать объяснений в надежде, что ответ, который он получит, позволит ему жить, как прежде. Законник в нем понял все.

Он сжал зубы, и его взгляд стал жестким. Адам закрыл Библию и положил ее туда, где она лежала. Он слышал, как Энджел захлопнула дверь его номера, и, не раздумывая и не колеблясь ни мгновения, молниеносным движением положил крест себе в карман. Затем он повернулся лицом к двери.

Больница представляла собой ужасное место, и в первую минуту, войдя туда, Энджел в ужасе отшатнулась. Побеленные стены, блеклый, унылый пол. В помещении было сыро и пахло смертью и угасанием. Сестры в белых одеждах и белых головных уборах быстро сновали по узким коридорам, и так же быстро на Энджел нахлынули воспоминания.

Миссия, ее ноги, которые болели у нее после долгого стояния на коленях на каменном полу, бесконечные молитвы, тишина, одиночество…

В какой-то момент она остановилась, и только твердая рука Адама на ее локте заставила ее двинуться вперед. Где-то в недрах этого ужасного места лежит ее отец, одинокий, больной, страдающий. Она должна быть рядом с ним.

В длинной палате, куда их провели, стояли ряды кроватей, а в этих кроватях лежали люди — стонущие старики, мужчины среднего возраста лежали на простынях, испачканных кровью, здесь были даже молодые люди, страдающие от боли и недугов. Здесь пахло испражнениями и болезнями, и воздух был пропитан хриплым дыханием умирающих.

Одна из сестер подвела их к кровати Джереми, и Энджел упала на колени рядом с ним — ноги ее не держали.

Его лицо приобрело восковую бледность, глаза были обведены огромными темными кругами. У губ был синюшный оттенок, но из них все еще вырывалась слабая струйка дыхания.

Возле кровати стоял человек, это был другой врач, не тот, которого они видели раньше. Он посмотрел на Адама:

— Вы его родственник?

— Это мисс Хабер, — ответил Адам, — его дочь.

— Мы создаем ему максимально возможные удобства, больше мы мало чем можем ему помочь. Теперь это только вопрос времени, — тихо произнес он.

Энджел сердито подняла голову.

— Не говорите так! Как вы можете так говорить? Мы привезли его сюда для того, чтобы его вылечили! Это ведь ваша работа, разве не так? Ну так делайте все, чтобы ему стало лучше!

Доктор смутился и взглянул на Адама, но затем, видимо, передумал говорить то, что собирался сказать.

— Мы даем ему опиум, чтобы снять боль. Какое-то время он будет спать.

Энджел повернулась к отцу и положила руку ему на лоб.

— Я буду здесь, когда он проснется.

Доктор некоторое время постоял, не зная, что сказать, а потом молча ушел.

Адам тронул ее за плечо.

— Вам незачем оставаться здесь. Он…

— Я остаюсь, — упрямо заявила она, не глядя на него.

Он помолчал немного.