Эшли Марч - Соблазнить герцогиню
Не удержавшись, Шарлотта взглянула на его губы. И тут же почувствовала, как по телу ее снова пробежала сладостная дрожь.
Проклятие, нельзя смотреть ему в лицо! Надо смотреть… на плечо, например. Она с раздражением проговорила:
— Тебе обязательно надо петь? Твое пение… очень отвлекает.
Филипп на секунду остановился и внимательно посмотрел на нее.
— Хорошо, дорогая, не буду петь. — Он еще крепче прижал ее к себе и снова повел в танце.
Шарлотта фыркнула и передернула плечами.
— Кроме того, нет необходимости так крепко обнимать меня, — проворчала она, стараясь отстраниться.
Филипп улыбнулся и спросил:
— А может, ты предпочла бы, чтобы я не танцевал с тобой, а поцеловал?
— Нет-нет. — Шарлотта покачала головой. — Лучше танцевать. — Она расслабилась и уже не делала попыток отстраниться.
Филипп снова улыбнулся. Но к счастью, больше не напевал. И оба молчали, так что отчетливо был слышен шум дождя, по-прежнему заливавшего все вокруг.
Стараясь ступать как можно осторожнее, они обходили лужи, то и дело спотыкались и временами наступали друг другу на ноги. Как-то раз, поскользнувшись, чуть не упали, но все равно не останавливались.
— Проклятый дождь… — пробурчала Шарлотта, когда они обходили очередную лужу.
Но, в конце концов, она успокоилась и даже, как ни странно, вдруг почувствовала, что этот странный вальс под дождем доставляет ей удовольствие. Прикрыв глаза, она мысленно твердила: «Удивительно, удивительно, удивительно…»
Внезапно она почувствовала, как Филипп прижался щекой к ее виску. Шарлотта вздрогнула, и в тот же миг оба остановились. Открыв глаза, она сказала:
— Итак, ты выполнил свой долг, верно? Полагаю, теперь твоя совесть чиста. Так что можешь отпустить меня.
Филипп помедлил несколько секунд. Потом, опустив руки, отступил от нее на шаг. Едва заметно поклонившись, с усмешкой проговорил:
— Но ты кое-что забываешь, дорогая. Дело в том, что у меня нет совести.
Она тут же кивнула:
— Я не забыла. Я ничего не забыла.
Глава 13
В эту ночь они снова его мучили.
Не привидения, а воспоминания, что в каком-то смысле гораздо хуже. Ведь если бы привидению вдруг вздумалось преследовать его в коридорах, или если бы оно заявилось к нему в спальню, он просто высмеял бы его и не стал бы обращать на него внимания.
А вот воспоминания…
Проклятие, они в последнее время являлись чуть ли не каждую ночь, эти тени прошлого… Причем появлялись не из темных углов, а прямо из его головы. И их не проигнорируешь, от них не отмахнешься.
Да, в последнее время он все чаще вспоминал своего деда, восьмого герцога Радерфорда, весьма достойного представителя их рода.
Впрочем, не все эти воспоминания были такими уж неприятными. Все дело в том, что, вспоминая деда, он тут же вспоминал о Шарлотте, вернее, о том, что ей никогда не стать настоящей герцогиней Радерфорд.
Его дед всегда недолюбливал Шеффилдов. А если точнее — терпеть их не мог. «Глупые и надменные простолюдины» — так он их частенько называл, причем это было далеко не самое резкое из его высказываний в их адрес.
И Филипп в те годы никак не мог понять, соглашался ли он со старым герцогом только потому, что обязан был соглашаться, или же действительно думал точно так же, как его дед.
— Шарлотта, любовь моя, — прошептал Филипп, стоя у ее кровати. Заходя к ней в спальню, он знал, что поступает как безумец, однако ничего не мог с собой поделать — ему хотелось взглянуть на нее, хотелось хоть немного побыть с ней рядом.
Минута проходила за минутой, и уже близился рассвет. А герцог по-прежнему стоял у постели спящей жены, думая о том, что должен предпринять в ближайшие дни.
Увы, пока что у него ничего не получалось, и временами он был на грани отчаяния. Он старался быть вежливым и любезным, пытался даже очаровать ее, но тщетно; она по-прежнему не доверяла ему.
А может, сказать ей, что он любит ее? Нет-нет, ни в коем случае. Это признание даст ей слишком большое преимущество над ним. И она наверняка попытается как-то воспользоваться этим своим преимуществом.
Значит, следовало предпринять что-то другое… Может, заставить ее ревновать? Что ж, пожалуй, можно попробовать. Хотя и этот план не давал гарантии успеха. Ведь Шарлотта, возможно, даже обрадуется, узнав, что он ухаживает за другой женщиной, — подумает, что теперь-то он непременно с ней разведется. Но все же следует попытаться… Возможно, из этого что-нибудь получится.
«Какая же она красивая…» — думал Филипп, любуясь спящей женой. И даже во сне она умудрялась его искушать. Глядя на нее, Филипп чувствовал, что начинает возбуждаться; его все сильнее к ней влекло, и хотелось осторожно разбудить ее, чтобы потом…
Нет, надо одуматься! Разбудить ее сейчас — это было бы самым настоящим безумием!
Приблизившись к постели еще на шаг, Филипп прошептал:
— Шарлотта, я люблю тебя. — Увы, только спящей жене он мог сказать эти слова, мог признаться в своих чувствах.
А может, все-таки сказать ей об этом? Может, все-таки рискнуть? И если она вспомнит, как когда-то его любила, то, возможно…
Затаив дыхание, он потянулся к плечу Шарлотты. Осторожно коснувшись его, замер. Филипп не сводил с жены глаз; ему казалось, что она вот-вот проснется.
Но она все же не проснулась, лишь повернулась на бок, отвернувшись от него.
Тяжело вздохнув, Филипп отступил от кровати. Что ж, может, и хорошо, что она не проснулась. Наверное, и не стоило ее будить. Скорее всего, он не решился бы сказать ей то, что хотел сказать. И глупо было мечтать о том, что она сейчас пригласит его в свою постель. Хотя совсем недавно ему казалось, что такое вполне может произойти. Он же видел, как она смотрела на него на ярмарке… Да, тогда он был уверен, что делает успехи. И, наверное, так оно и было. Потому что Шарлотта явно давала понять, что относится к нему уже не так, как до этого. Но потом…
К сожалению, потом он все испортил.
Он действительно хотел с ней танцевать, но в какой-то момент вдруг заметил, что многие из окружающей их толпы смотрят на него со злорадным любопытством. Видимо, эти люди полагали, что он сейчас выставит себя идиотом. А кто-то из зрителей даже смеялся, указывая на него пальцем. Разумеется, глупо было на все это реагировать, но в тот момент его охватил стыд. И почему-то он сразу вспомнил своего деда и подумал о том, что сказал бы старый герцог, если бы увидел, как его внук танцует на ярмарке. Филипп смотрел на смеющегося фермера, и ему казалось, что фермер превращается в его деда… Дед осуждал его и напоминал о том, что герцог Радерфорд ни в коем случае не должен общаться с простолюдинами.
