Бонни Вэнэк - Кобра и наложница
Рабочие собрали весь мусор в одну кучу. Бадра, одетая по-египетски, с голубым шарфом на голове, села на скамеечку, готовая зарисовать находку, как ее этому учила Элизабет. Ее талант художницы воплотился в жизнь умением передавать на бумаге малейшие оттенки и детали увиденного.
Она отложила работу, встала, потянулась, расправляя затекшее тело, и стала шагать по камере. Кеннет молча наблюдал за нею. На рабочих он не смотрел. Прекрасная Бадра дразнила его своей гибкой грацией. Тогда, в его библиотеке, она довела его до сумасшествия своей соблазнительностью, ради того чтобы удовлетворить свое любопытство. А потом вдруг велела ему остановиться.
Вдруг по камере эхом пронесся ее крик. Он сразу забыл все свои обиды и гнев. Воспитанное в нем чувство ответственности и необходимости защищать прорвалось наружу. Сейчас, как и много лет назад, он кинулся к Бадре и схватил ее за руку. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Что случилось? — спросил он.
— Н-ничего, — она заикалась от волнения. — Летучая мышь. Она испугала меня.
Рабочие громко рассмеялись, и один из них сказал, что, по приметам, присутствие женщины на раскопе не принесет им удачи. Кеннет бросил на него ледяной взгляд, обрывая их веселье.
— Принимайтесь за работу, — приказал он.
Большие темные глаза Бадры встретились с его глазами.
— Кеннет, спасибо тебе за поддержку, — мягко сказала она.
Он коротко кивнул ей и подошел к де Моргану. Археолог буквально висел над душой у рабочих.
Да, сердце Кеннета по привычке отозвалось на ее крик. Вспомнив ее стон удовольствия, когда он поцеловал ее и прижал к столу, Кеннет тряхнул головой. Он никак не мог выкинуть ее из головы. Надо заняться работой. Работа имеет предсказуемые результаты, в ней нет места разочарованиям.
Бадра еще минуту постояла. Она боялась посмотреть вниз. Когда она убедилась, что на нее, скромную женщину, никто не смотрит, она приподняла подол своего запылившегося синего кафтана над широкими шароварами. Погрузила свою левую ногу в маленькой сандалии в гору лежавшего у края саркофага мусора. Потайная камера. Возбуждение горячей волной обдало ее. Она освободила ногу и настороженно стояла возле горы мусора, которую никто не разбирал.
Сегодня, поздно ночью, когда все будут спать, она вернется сюда. И будет копать.
* * *
Наполненный ароматом роз и лаванды золотистый дым поднимался над лагерем.
Наступил час вечерней трапезы. Живой огонь небольших костров, на котором готовилась пища, освещал песок, потрескивающие искры улетали в темнеющее небо, попадали в глаза.
Де Морган и его команда расположились под светлым тентом. Они сидели на настоящих стульях вокруг стола, покрытого льняной скатертью. У них было много еды, которую им привозили специально.
Кеннет сосредоточил внимание на своих соплеменниках. Бадра наклонилась над костром, в медном котелке что-то булькало. Отдельно от всех на расстеленном ковре расположились шейх Хамсинов и его телохранитель. Занятые игрой в шахматы, они в то же время внимательно наблюдали за Рашидом. Увиденная Кеннетом сцена демонстрировала полную противоположность культур: европейцы ели из фарфоровой посуды, ужин простых бедуинов был сервирован на земле.
Однако еда простых бедуинов пахла очень соблазнительно. Он неторопливо подошел и остановился возле Джабари и Рамзеса.
— Найдется ли свободное местечко для меня? — спросил он.
Бадра подняла глаза от котелка. Рашид бросил на него мрачный взгляд. При виде явной враждебности воина Кеннет испытал чувство странного сожаления. Если бы они были в другом мире, он мог бы считать Рашида своим другом. Но Кеннет ненавидел всех из племени Аль-Хаджидов из-за убийства родителей и брата, а Рашид презирал его за то, что он оскорбил Джабари. Казалось, что этой ненависти не будет конца. Она будет продолжаться до тех пор, пока они наконец не выяснят свои отношения. Только не здесь, не теперь…
Рашид встал, пробормотал, что он не хочет есть, и ушел Кеннет внимательно поглядел ему вслед. Рашид подошел к худому пожилому египтянину и стал о чем-то говорить с ним.
Шейх Хамсинов сидел, скрестив ноги, увлеченный игрой.
— Для тебя всегда найдется место, Хепри, — сказал он.
— Сегодня месье де Морган не ест бананов, — заметил Кеннет.
Рамзес рассмеялся, а Джабари нахмурился.
— Сомневаюсь, чтобы этот суетливый француз захотел когда-нибудь еще очистить банан.
Кеннет усмехнулся.
— Ну, это ему будет наукой. Некоторые мужчины озабочены только размерами своего банана, а не тем, очищен он или нет.
— Ты говоришь загадками, — проворчал Джабари.
Кеннет обменялся с Рамзесом удивленным взглядом.
— Джабари, а Элизабет ест бананы? — спросил он с невинным видом.
Шейх Хамсинов, весь погруженный в игру, рассеянно ответил:
— С тех пор как мы поженились, не ест.
— Жаль, — сказал Кеннет.
И тут же он и Рамзес дружно рассмеялись. Джабари посмотрел на них.
— В чем дело?
— Не обращай внимания, — сказал Кеннет, подмигивая Рамзесу.
Он пошел посмотреть на Бадру. Подойдя к ней, он растянулся на песке, подперев щеку кулаком.
Женщины племени Хамсинов обладали врожденной грацией. Именно такая грация и изящество были и у Бадры. Тем временем она, стоя на коленях, на доске раскатывала и разделывала тесто. Ритмичные движения ее рук, доносившиеся до него звуки разговоров и приглушенный смех рождали в его душе двойственное чувство: ощущение мира и в то же время беспокойства. Мира и покоя от созерцания привычных ему картин. Беспокойства и напряжения от того, что она была так близко от него.
Кеннет сел на ковер, скрестив ноги и глядя на силуэт громадной пирамиды. Закрыв глаза, он стал припоминать истории, которые слышал в юности, сидя ночью у потрескивавшего костра, когда отец Джабари развлекал собравшихся вокруг него детишек с горящими глазами, рассказами о фараонах Древнего Египта. Уроки истории врезались ему в память.
Он так отчаянно хотел угодить своему приемному отцу, показать ему, что своими качествами и умениями он — такой же достойный воин. Он впитывал все, чему его учили, с жадностью новорожденного ягненка, сосущего молоко матери. Но, в конце концов, все это были сказки.
— В свое время эта пирамида производила впечатление, — задумчиво проговорил он, любуясь пурпурными тенями, исчезающими за величественным сооружением. — Я полагаю, что Сенусерт никогда не был погребен здесь, потому что семья желала сохранить его мумию в неприкосновенности.
Они берегли его не только от разорителей гробниц. Была еще одна причина. Сенусерт III был жестоким завоевателем. Он сжег урожай, убил мужчин в Нубии, обратил в рабство женщин и детей. Он был безжалостен. Разорив его мумию, враги одержали бы над ним окончательную победу. В их представлениях это лишило бы его величия и богатства в его загробной жизни.
