Сьюзен Джонсон - Запретный плод
— Нам это будет приятно, — сказал он.
— Спасибо, но у меня на вечер другие планы, — ответил Бурже, соглашаясь с мнением герцога относительно Верди и не ощущая особого удовольствия от посещения оперы. Он предпочитал французскую комедию.
Мадемуазель Блэк ни на кого не похожа, подумал он, когда дверь за ними закрылась. Редко встретишь женщину такой красоты и столь редких способностей. В общем он понимал герцога. Опустив голову на сцепленные пальцы, он задумчиво смотрел в окно, думая о весьма открытых отношениях герцога с мадемуазель Блэк. Если бы «Аида» интересовала его больше, он бы принял приглашение и посмотрел на реакцию оперных завсегдатаев.
Наэлектризованная тишина встретила герцога де Век и мадемуазель Дейзи Блэк под сводами зала оперы «Шантель». Новость о поданном вчера прошении о разводе распространилась мгновенно, в свете были весьма заинтригованы, и многим не терпелось воочию посмотреть на его причину. Что ж, они смотрелись очень интересной парой: он — в вечернем костюме, она — в великолепном шелковом рубинового цвета платье. Оба были высоки, смуглы, изящны и, повидимому, не осознавали обращенного на них внимания. Заметила ли их его жена? Все головы повернулись, чтобы увидеть реакцию герцогини, занимавшую свое обычное место в ложе де Веков.
Герцогиня, сопровождаемая кузеном архиепископом, своим братом, министром юстиции, и его женой, вошла в ложу с надменным видом. Она, по обыкновению, была в белом тюле, украшенном позументом, с бриллиантами в ушах и на шее.
Мгновенно по залу пронесся легкий шепот. Сохранит ли она эти бриллианты после развода? Выиграет ли герцог процесс? Уже прошел слух, что герцог вышел из приемной Гока очень расстроенным. Он не принадлежал к числу тех людей, которые спокойно относятся к препятствиям.
Герцог, как и его жена, был внешне спокоен. В данном случае их объединяло только то, что они являлись предметом живейшего обсуждения. Когда герцог повернулся к своей смуглой очаровательной мадемуазель с какимто шутливым замечанием, для чего убрал с ее обнаженного плеча волну ниспадающих волос, присутствующие замерли в напряженном внимании. Для всех этот его жест был равнозначен общественному обнародованию их связи.
Американка вела себя непосредственно и независимо. Она, чуть прикрыв кончиками пальцев рот, очень непосредственно рассмеялась в ответ на его реплику. Но воспитание в племени абсароки научило ее замечать все подробности происходящего вокруг. Пусть смотрят, подумала она, видя направленные на них многочисленные лорнеты и слыша шепот в зале. Она не разрушала брака по любви, в этом союзе с самого начала любви не было.
Герцог знал, что будет в центре внимания сегодня вечером. Он знал, что в опере будет Изабель. Он решил, что прятаться не станет, у него не было для этого никаких причин, но волновался за Дейзи. Насколько откровенной будет грубость, с которой ей придется столкнуться, насколько неприкрытым любопытство? Как воспримет она косые взгляды, бросаемые на нее?
— Я надеюсь, что Верди умерит тот горячий интерес, который мы, кажется, вызываем. Скоро погаснет свет.
— Я была единственной женщиной в юридическом классе и к тому же еще единственная абсароки. У меня иммунитет на любопытных наблюдателей. Может быть, ты хочешь уйти? Хотя… они все твои приятели. — Она слегка коснулась его руки. — Я не хотела бы подвергать тебя, — она оглядела толпу, чей интерес все еще был сосредоточен на них и на Изабель, — такому жестокому испытанию.
Он окинул взглядом блестящее общество, задержав взгляд на Изабель и ее окружении.
— Мы не можем уходить отовсюду, дорогая. Я не намерен изменять свою привычную жизнь. Хотя Верди, — добавил он с улыбкой, — это только ради тебя.
Решив послушать сегодня оперу, он хорошо понимал, что здесь будет не только его жена, но еще и тысяча любопытных глаз. Неудивительно, что Аделаида была удивлена, узнав об этой поездке в оперу. Прилив нежности охватил Дейзи.
— Спасибо, — просто сказала она. — Ты делаешь меня счастливой. Это очень приятно.
Герцог был благодарен ей за радость, привнесенную в его жизнь.
— Изабель пригласила Гока, — тихо сказал Валентин, наклонившись через жену к Этьену. — Бог мой, посмотри, кто еще в ее ложе. Это Дэлами. Ты думаешь, она случайно назначила ему встречу здесь сегодня вечером?
— Шарль организовал эту встречу. Я говорил ему, что собираюсь посетить «Аиду» на этой неделе. Я сомневаюсь, что Роше все еще остается беспристрастным, — с сардонической усмешкой процедил герцог. — И Лебле тоже.
— А Греви и Карл тоже свято верят в жизнь по святому писанию, — заметила Аделаида. — А что Лебле? Большинство членов магистрата принадлежат к аристократии, законы фактически принимаются узким кругом семейств, правящих Францией веками.
— Лебле избран членом суда в этом году, — сказал Валентин.
— Как Баберо и Дескев… Не могли бы мы оставить все это Бурже? — мягко сказал Этьен. — Я нахожу этот список утомительным. Шарль назначил много консервативных и воинственных сторонников папской непогрешимости в магистрат. Бурже уже начал платить в магистрате тем, кто верит не в Бога, а в законность. Оставьте это ему. Кстати, он мог сегодня присоединиться к нам, — добавил герцог.
— Присоединиться к нам? — переспросила Аделаида.
— Дейзи пригласила его, но у него оказались другие планы, — сказал Этьен с улыбкой. — Я думаю, что у него достаточно хороший вкус, чтобы также считать Верди скучным.
— Хорошо, Этьен, его нужно пригласить тогда, когда вы одобрите композитора, — шутливо ответила Аделаида.
Дейзи знала некоторые из имен, названных в беседе, и уловила ее суть. Этьену будет непросто добиться справедливого решения. Позиции Изабель подкреплены консервативностью взглядов аристократии и положением ее брата. Можно ли выиграть этот процесс? Дейзи впервые задалась этим вопросом, вспоминая недавнюю уклончивость ответов Бурже. Она ведь нанесла внезапный удар по устоявшимся традициям вельможных семейств Франции.
Даже великолепное зрелище костюмов и декораций оперы Верди не могло избавить ее от ощущения надвигающегося скандала. Выбор «Аиды» сегодня вечером был явно символичен. Душераздирающая история трагической любви Радамеса и Аиды была весьма близка к ее собственной.
— Ненавижу самопожертвование, — сказал герцог, когда занавес опустился после печального финала. — Это не правда, любимая, — добавил он, увидев слезы на ее глазах. — Это мелодрама. — Он взял ее руки в свои и коснулся их губами. — Не плачь.
— Аида и Радамес были обречены с самого начала. Это судьба, — сказала она. Ее индейское воспитание развило в ней ощущение фатальности мира.
