Джиллиан Хантер - Дьявольские наслаждения
— Я не могу…
— Можно тебя лизнуть? Ну пожалуйста!
— Я не могу ни думать, ни дышать…
Спина у нее напряглась. Его пальцы… Внутри все сжалось, она задрожала.
— Вот так, любовь моя, — хриплым густым шепотом произнес он, — вот так настоящая леди показывает своему лорду, чего она хочет.
У Эммы вырвались рыдания. А он опустил голову, и его лицо оказалось у нее между бедер.
Она, извиваясь, сжимала ногами его крепкие плечи. Все тело у нее пульсировало.
Эйдриан отодвинулся от нее, поднялся с кровати и начал торопливо раздеваться, словно догадался о ее нетерпении полюбоваться на его обнаженное тело.
Эмма не могла отвести от него глаз. Она похотливая женщина, пронеслось в голове. Чем она лучше Гермии, которая досаждает джентльменам, уговаривая их позировать ей, но Эйдриан — это шедевр природы. Словно высеченная из мрамора обнаженная грудь и выпирающие мышцы, едва заметные шрамы — свидетельства битв. Взгляд переместился к плоскому, мускулистому животу и ниже, к чреслам — к внушительному члену, похожему на меч. Она не удержалась от восторженного вздоха. Такой мужчина может заставить женщину рыдать.
Эмма закрыла глаза, чтобы он не догадался о ее мыслях. А он со смехом опустился на кровать.
— Можешь смотреть на меня сколько угодно. — И провел ладонью по ее груди, слегка пощипывая пальцами соски.
— Я хочу смотреть на тебя, — прошептала она. — Ты так прекрасен.
— Ты сама прекрасна и слаще, чем сливки и вишни. Тебе понравились мои ласки?
Она изогнулась под его рукой.
— Разве ты этого не понял?
— Я хочу, чтобы ты забыла обо всем, что тебе известно о поведении леди.
С замиранием сердца Эйдриан постепенно погружался в ее лоно. Оно было упругое и не сразу принимало его. Но он не торопился.
У Эммы по позвоночнику пробежала дрожь. Его Эмма. Грациозное тело с округлыми формами. Она — чувственная женщина. И она принадлежит ему одному. Он сжал зубы, боясь, что это прелестное тело может отвлечь его и развязка наступит слишком быстро.
— Не больно? — хрипло прошептал он. И не был уверен, что сможет остановиться, даже если ей больно.
Она покачала головой:
— Совсем немножко.
Таз у нее приподнялся, бедра задвигались, приглашая его продолжать. Тогда он, глубоко вздохнув, стал двигаться быстрее. Она тихонько постанывала, тело натянулось как стрела, а он говорил себе, что она женщина, а не девственница. Она несколько лет не знала любовных ласк и, тем не менее, смогла разбудить в нем дикую страсть.
Вдруг ему стало страшно. Он слишком огромен для нее, а сил остановиться нет — он вот-вот потеряет контроль над собой. У нее участилось дыхание, и она вцепилась ему в бедра.
— Не останавливайся, — низким голосом выговорила она. — Что ты ни сделал бы…
Она могла больше ничего не произносить — он понял, что опасаться ему нечего. Откинув голову, он дал ей то, о чем она его просила. Ее лоно приняло его, и у него вырвался радостный стон. Она освободила его от сомнений, он был желанен ей.
Он должен обладать ею. Грудь у него вздымалась, из горла вырвался хрип. Бедра дернулись, тело напряглось. Порыва такой мощности он никогда не знал.
Задыхаясь, он уже не мог остановиться, отдавая себя ей. Казалось, что все клетки его существа рвутся наружу, сердце стучало так сильно, что удары отдавались в груди и голове.
Тело Эммы тоже сотрясалось, но его крепкие руки держали ее. Господи, он будет вот так же держать ее и любить каждую ночь всю оставшуюся жизнь. Она — единственная и неповторимая, она вознесла его из темноты к свету.
Наконец он смог отстраниться от ее теплого тела и улечься рядом. Она поцеловала его в шею, а ее золотые волосы вуалью накрыли их. Он снова пожалел о своем наглом поведении в тот первый раз, о дерзкой попытке ее соблазнить. Надо было ждать, когда он сможет воздать ей должное.
В жизни Эйдриана были определенные важные вехи, какими он отмечал течение времени. Смерть матери. День на Рождество, когда отец сказал, что не считает его своим сыном. И тот октябрьский день, когда над дальним лесом разносилось карканье ворон. В этот день он ушел из дому.
День встречи с Эммой. Это Божья милость, что он ее не потерял. Он не мог выразить словами свои чувства, поэтому перевернулся на бок и поцеловал ее, надеясь, что она все поймет.
Она обвила руками его шею и прижалась к нему ароматным, влажным телом. Его снова охватило желание. Он с радостью продолжил бы любовные ласки, но совесть не позволила.
— Эмма, — он провел рукой по ее спине, — я должен сказать твоему брату, твоим братьям.
— Сейчас? — Он не успел опомниться, как ее тонкая фигурка выскользнула из его рук.
И вот они уже сидят на кровати, едва прикрывшись одеялом. Волосы у нее растрепались, она так влекла к себе, что Эйдриан пожалел — зачем он вспомнил про совесть?
Но пришло время все решить. То, что произошло, уже нельзя назвать неблагоразумным поступком, о котором забудешь через пару месяцев. Он вломился к ней в спальню и овладел ею. Теперь у него перед ней долг чести, но заплатит он этот долг с огромной радостью.
Конечно, он мог бы добиваться Эммы более тонко и искусно.
— Ты собираешься сейчас спуститься вниз и объявить о своих намерениях? — спросила она таким строгим голосом, что он повыше натянул на себя простыню. — После того, что у нас с тобой несколько минут назад произошло?
— Так будет лучше. А если они нас здесь найдут?
Эмма в ужасе посмотрела на него.
— Я скорее утоплюсь в Темзе.
Он поморщился. Ее тревога передалась и ему.
— Я брошу вызов всей твоей семье… обращусь к принцу-регенту, вообще ко всем влиятельным особам в Европе. Я заявлю во всеуслышание, что ты — моя.
Она внимательно на него взглянула, потом начала смеяться.
— Ты считаешь, что это поможет?
Он поднял бровь, не поняв, одобряет она его или нет.
— Нет, просто… трудно вообразить всех европейских влиятельных особ… — сквозь смех произнесла она.
Он чмокнул ее в нос, а она снова залилась смехом.
— Мадам, в чем причина вашего неподобающего поведения?
— В вас, милорд.
Он встал и подошел к окну, не позаботившись хоть чем-нибудь прикрыться.
— Очень благородно стоять на страже моей чести, — сказала Эмма уже тоном практичной, воспитанной леди. — Но подождем до утра.
— Ты уверена? Что-то мне подсказывает, что ждать нельзя.
Эмма извлекла из-под смятых простыней свои вещи и быстро оделась. Ничто не действовало так отрезвляюще на братьев и сестер Боскасл, как опасность. Эмма была в своей стихии, когда от нее кто-то зависел.
