Жюльетта Бенцони - Мария — королева интриг
Предполагалось, что королева будет сопровождать свою юную золовку до Булони, но царственному супругу все еще нездоровилось, и Совет в лице секретаря Бриенна предложил Анне остаться у постели больного.
— Он будет благодарен вам за это, мадам!
— Я не слишком в этом уверена. Кроме того, королева Англии настаивает на моем присутствии. И я поеду с ней.
Указание супруга не было выполнено. Пришлось лишь изменить намеченный ранее маршрут: Мария Медичи и ее невестка присоединятся к Генриетте-Марии и ее опасному провожатому лишь в Монтидье. Кроме того, мсье де Пютанж, шталмейстер королевы, и Ла Порт, ее «вешалка», получили строжайшие секретные указания: ни в коем случае не позволять милорду Бекингэму оставаться наедине с Анной Австрийской.
Второго июня Генриетта-Мария и ее свита, в которую вошла и чета де Шеврез, а также Бекингэм покидали Париж, к большому облегчению Людовика и Ришелье, выведенных из себя непрерывно поступавшими донесениями и слухами. Разумеется, двое «влюбленных» могли встречаться лишь на людях во время праздников, следовавших один за другим. Помимо бала в Люксембургском дворце был также концерт во дворце Рамбуйе, где выступала знаменитая мадам Поле, певица и признанная красавица, прозванная Львицей и имевшая бессчетное число любовников (Среди которых был и король Генрих IV. Именно к ней он направлялся, когда его настиг удар Равайяка). Сам Ришелье дал роскошный ужин в Малом Люксембургском дворце, которым он был обязан щедрости королевы-матери. Были и другие празднества, во время которых они виделись и где им удавалось, несмотря ни на что, поговорить друг с другом. Герцог не скрывал своей страсти. Что до королевы…
Вечером первого июня она позвала мадам де Шеврез в свой личный кабинет. Войдя, та увидела, что королева раздражена, обеспокоена и недавно плакала. Мария хотела успокоить ее, но Анна резко оборвала ее:
— Завтра вы уезжаете, у нас мало времени. Вам известно, как огорчен милорд необходимостью возвращения в Англию. Он уверяет меня, что не переживет, если я не дам ему нечто в залог моего… моей…
— Вашей дружбы? — подсказала Мария с невинным видом.
— Не притворяйтесь дурочкой! Вам отлично известно, что я об этом думаю: если бы порядочной женщине было позволено любить кого-то еще, кроме собственного мужа, он единственный мог бы понравиться мне.
— Конечно, мне это известно. А ему?
Анна отвернулась, смущенная, несмотря на их близость со своей козочкой.
— Я сказала ему вчера. Он был этому так невероятно рад, даже клялся, что не покинет Францию, если не получит от меня…
— ..свидетельства, которое укрепит его дух в ожидании вашей следующей встречи?
— Не думаю, что мы вскоре увидимся. Да и он, возможно, тоже…
— Тут вы можете полностью доверять ему, мадам: он перевернет небо и землю, разрушит, если потребуется, политику обоих государств, лишь бы иметь возможность целовать ваши прекрасные ручки.
— Этого-то я и опасаюсь. А посему, в надежде несколько успокоить его, я решила дать ему то, что он просит.
— О, вы сделаете его таким счастливым! Что вы выбрали? Платок?
— Нет, платок может порваться, потеряться. Я предпочитаю предмет, который подходил бы как мужчине, так и женщине.
Тут Мария увидела, что на соседнем столике стояла одна из шкатулок с драгоценностями королевы. Анна достала оттуда черный бархатный футляр, в котором лежали шесть усыпанных бриллиантами подвесок, которые она протянула своей подруге:
— Держите, моя козочка! Отнесите ему и скажите, что взамен я умоляю его быть чрезвычайно осторожным при наших встречах во время путешествия.
— Он будет так счастлив! Но разве не король подарил вам эти украшения? — заметила Мария, которая отличалась отличной осведомленностью и безупречной памятью, когда дело касалось драгоценностей.
— Да, но это было давно, и он вряд ли помнит об этом. К тому же у меня столько украшений, что никто не заметит отсутствия этих вещиц.
Получив подарок, Стини был на седьмом небе от счастья, и мадам де Шеврез стоило немалого труда уговорить его не нашивать украшения немедленно на один из костюмов.
— Если вы не пообещаете мне, что наденете их только в Англии, я заберу их у вас и не отдам до приезда в Альбион!
— Вы не можете быть такой жестокой! — воскликнул он, прижимая футляр к груди.
— Очень даже могу! Не мне одной знакомы драгоценности королевы. Их тотчас узнают. Вы даете мне слово?
— А что мне еще остается?!
Было решено, что король будет сопровождать сестру до Компьена, но, когда вечером следующего дня Генриетта-Мария села в карету, украшенную красным бархатом с золотой вышивкой, как и упряжь двух запряженных в нее крепких мулов, весь Париж, пользуясь старинной привилегией, составил компанию конным лучникам, пяти сотням конных горожан, городскому главе, советникам и квартальным надзирателям. На фоне этого эскорта Генриетта-Мария казалась такой хрупкой, такой грациозной и такой трогательной, что не одна пара глаз увлажнилась, провожая ее в страну, которая, как искренне считал народ, была населена дикарями, отвернувшимися от Христа, и которой правили унизанные жемчугами и бриллиантами люди вроде «Букенкана». Последний ехал позади парижского кортежа вместе с послами и чередой карет и, всадников.
На полпути к Сен-Дени жители столицы отстали, уступив место королевскому эскорту. Людовик XIII сел в карету к своей младшей сестре, в то время как уже успевший прославиться отряд мушкетеров выстроился по сторонам упряжки. Еще не оправившийся от болезни, но непременно желавший продемонстрировать свою нежность к Генриетте-Марии, Людовик XIII был еще более бледен и печален, чем обыкновенно. Тем не менее он делал героические усилия, чтобы улыбаться уезжавшей сестре, которую ему, возможно, не суждено было больше увидеть.
Заночевали в Стэне, а следующую ночь — в Компьене, где на другое утро дороги их расходились, ибо Людовик XIII принял решение возвратиться в Фонтенбло. Супруги де Шеврез, приравненные к английским послам, разместились в замке. Мария под предлогом беременности, которая не только не была заметна, но и нисколько не тяготила ее, сослалась на усталость и отказалась присутствовать на ужине, предпочитая «подышать воздухом» в саду, куда она отправилась вместе с Элен. В действительности же она хотела поговорить с Габриэлем де Мальвилем, который находился в карауле вместе с бароном д'Арамисом. Она уселась на скамью и, завидев двух мужчин, послала Элен пригласить бывшего шталмейстера для короткого разговора. Девушке нетрудно было исполнить поручение, так как речь шла всего лишь о нескольких шагах.
Приблизившись, Мальвиль поприветствовал Марию с подобающим уважением, но не говоря при этом ни слова и явно ожидая услышать, что скажет она, от чего настроение ее переменилось.
