Дебора Мартин - Леди туманов

— Какая же ты умелая лгунья! Интересно, что сказали бы твои слуги, узнав о твоих делах. Наверное, даже твой драгоценный дворецкий не встал бы на твою защиту, узнай он правду.

Кэтрин даже прикрыла глаза, не желая показывать, как ее оскорбило это замечание:

— Бос знает обо всем, что произошло в Лондоне. Эван опешил от неожиданности:

— Да ну? Неужели обо всем? И каким способом ты заполучила сосуд?

— Я расскажу, что именно знает Бос, — Кэтрин постаралась взять себя в руки. Ей никогда не удастся переубедить Эвана, если она будет впадать в истерику. — Он знает, что я отправилась в Лондон, взяв с собой двести фунтов. Что ожидала лорда Мэнсфилда в «Козероге». Еще на подходе к постоялому двору у меня возникло ощущение какой-то опасности. — Она старалась говорить ровным голосом. — И после того, как я купила сосуд у лорда Мансфилда, какой-то инстинктивный страх заставил меня поскорее выскользнуть через задний выход постоялого двора и вернуться в гостиницу, где я остановилась. Желваки заходили по лицу Эвана:

— Значит, ты обманула и Боса.

Слезы навернулись ей на глаза, и она шагнула к письменному столику:

— Это не ложь и не обман, Эван. Именно так все и произошло на самом деле. Единственная разница между сказанным мною прежде и сейчас — то, что я виделась с лордом Мэнсфилдом и купила сосуд. Все остальное не меняется. Клянусь, я не сделала ничего дурного.

Испытывая потребность во взаимопонимании, Кэтрин положила ладонь на руку Эвана.

— Не смей прикасаться ко мне! — рявкнул он, отдернув руку, словно его ошпарило кипятком, и отошел от столика, который находился между ними.

Отчаяние охватило Кэтрин:

— Эван, я не имею никакого отношения к убийству твоего друга. Поверь!

— Как я могу верить тебе? — На лице его была написана страшная боль. — Все свидетельствует о твоей вине. Исчезновение письма… твой обман… то, что ты сбежала из Лондона, и словом не обмолвившись о встрече с Юстином.

— Куда делось письмо, я понятия не имею. А уехала я из Лондона как можно быстрее, потому что боялась: а вдруг кто-нибудь придет к тому же заключению, к которому только что пришел ты. — Она вцепилась в спинку стула, стоявшего у письменного стола. — Я признаюсь, что лгала. Наша встреча с лордом Мэнсфилдом состоялась. Он продал мне сосуд. И когда он вышел из комнаты, то был жив-здоров и имел при себе двести фунтов. Клянусь тебе!

Отвернувшись от Кэтрин, Эван пересек комнату и подобрал с пола сосуд:

— Тогда почему ты мне сразу не сказала правды? —

Он постучал пальцем по металлу, и он отозвался странным глухим звуком. — Если ты ни в чем не замешана, то почему так бессовестно обманывала меня даже в ту минуту, когда понятия не имела, зачем я приехал сюда?

И в самом деле, почему она скрыла от него правду? Да потому, что, как всегда, боялась слишком раскрываться перед кем бы то ни было. Но на этот раз привычная сдержанность сыграла с ней злую шутку.

— Сначала я вообще не собиралась обсуждать с тобой эту тему, — ответила она, — но, когда заговорила… открываться до конца я все же не решилась. Видишь ли, я с самого начала подозревала, что ты следователь. И побоялась вызвать у тебя подозрения.

— Побоялась вызвать подозрения? Человек, который не чувствует за собой никакой вины, не побоится, что его запятнают подозрением. Он не станет лгать и спасаться бегством. — Он указал на потайной сейф. — И не прячет купленное подальше от посторонних глаз.

Более всего его, конечно, терзало сознание того, что Кэтрин обманывала его. И неудивительно. Кэтрин сама пережила нечто подобное накануне и почти понимала его терзания. Но это не помогло растопить обиду, ледяной коркой сковавшую ей сердце. После всего, что произошло между ними… после тех слов, которые он шептал ей на ухо… Как он может подозревать ее в таких страшных вещах?

— И ни в чем не повинные люди могут бояться, — еле слышно проговорила Кэтрин. — Ты сам прекрасно знаешь, скольких отправляют в тюрьму по одному лишь подозрению. Неужто, по-твоему, я не понимаю, как выглядит моя встреча с лордом Мэнсфилдом теперь, после его убийства? Неужто не понимаешь, почему я пыталась защитить себя?

— До меня до сих пор не доходит, почему ты придавала такое большое значение этой посудине. И так же трудно мне понять, почему ты так вела себя в тот вечер. — Эван приподнял сосуд, так что лучи утреннего солнца заиграли на его поверхности. — Господи! Он ведь не стоит тех денег, которые ты заплатила за него!

— Для меня он дороже всяких денег, — возразила Кэтрин. — Без него я не могу выйти замуж и иметь детей — если только хочу, чтобы у них был отец, который увидит, как они станут расти. И не могу обеспечить спокойное будущее моим слугам и арендаторам. Женщина, владеющая поместьем, — редкость, я знаю, но у женщины такие же обязанности перед слугами и арендаторами, как и у мужчины. И ей тоже необходимы наследники, чтобы было кому передать свои владения.

Он смотрел на нее тяжелым неподвижным взглядом: — И поэтому тебе необходим был сосуд — любой ценой?

— Нет! — Кэтрин в изнеможении опустилась на стул и покачала головой, — Нет… нет! Ты не то говоришь. Причинить, даже ради этого, кому-то вред, я не могла бы. Неужели ты не понял этого до сих пор? После того, что произошло между нами, как ты можешь подозревать меня в убийстве?

Глаза их встретились. И Кэтрин осознала, в каком он смятении. Потом Эван отвел взгляд:

— Этой ночью, лежа рядом со мной… в те минуты, когда мы были близки, как только могут быть близки мужчина и женщина… ты продолжала обманывать меня. Вчера ты заставила меня униженно просить прощения за мою ложь. В то время как твоя собственная ложь была несравненно серьезнее моей. — Он прерывисто вздохнул. — Ты не та женщина, какою я тебя считал. Теперь я не знаю, что ты способна совершить.

Кэтрин с трудом поднялась со своего места и, приблизившись к Эвану, почти шепотом проговорила:

— Это неправда. Ты знаешь, какая я на самом деле. В глубине души ты веришь мне.

Глаза его снова вспыхнули яростью:

— Ты полагаешь, будто только потому, что я… хочу тебя, ты можешь заставить меня плясать под твою дудку? Будто, проглотив крючок, я забуду обо всем на свете? Нет, не выйдет!

Он не слушает ее. Все слова оказались бесполезными. Кэтрин в отчаянии пролепетала:

— Пожалуйста, Эван… ты должен…

— Я ничего не должен! И тем более не обязан верить новым нагромождениям лжи. — Схватив за руку, он притянул Кэтрин к себе и бросил ей прямо в лицо. — И сколько бы сладких песен ты ни пела мне, каким бы трогательным взглядом ни смотрела, — это уже не имеет никакого значения. Больше тебе не удастся меня дурачить!

Глаза его напомнили Кэтрин бездонные озера, в которых, по преданию, прятались демоны. Ей уже случалось заглядывать в темную бездну его глаз — и она догадывалась, что в жизни Эвана все не так гладко, как представлялось ей вначале. Но ни разу еще эта бездна не раскрывалась Кэтрин во всей своей мрачной безысходности. И Кэтрин отчетливо поняла — недоверие Эвана к ней объясняется не только болью за погибшего друга. И не только разочарованием в ней самой из-за ее лжи. Корни этого недоверия уходили намного глубже.

Рука ее, которую он стиснул, ныла, но Кэтрин не обращала внимания на эту боль. Встретившись с ним глазами, она попыталась погрузиться как можно глубже в темную пучину, чтобы извлечь оттуда то, что он прятал, быть может, даже от самого себя:

— Эван, мне очень жаль, что я не сказала тебе всего раньше. Но ты же знаешь, как я всего боюсь. Мне было так страшно признаться кому бы то ни было…

— Боишься? — повторил он. Холодность, звучавшая в его голосе, ранила ее более всего. — Трепетная лань, которая одна отправилась в Лондон, лишь бы заполучить желаемое… и готовая на все, лишь бы иметь возможность снова выйти замуж.

Эван все еще держал сосуд. Теперь он разжал руки, и сосуд с глухим стуком упал на ковер у самых ног Кэтрин. С тяжелым вздохом Эван провел рукой по щеке Кэтрин.

Хотя прикосновение это было почти нежным, выражение лица Эвана по-прежнему оставалось каменным:

— Зря я не прислушался к словам Куинли. Он ведь предупреждал меня, — пробормотал Эван. — И зря я не слушал тех, кто называл тебя прекрасной, но смертельно опасной. Но меня всю жизнь учили преклоняться перед такими женщинами… защищать их от жестокости мира. — Голос его надломился. — Меня всегда мучило то, что я будто бы недостоин таких, как ты. Но теперь я вижу, мне пора отказаться от этого ошибочного мнения.

Кэтрин не могла понять, о чем он говорит:

— Что это значит — «таких, как я»? Чем я отличаюсь от тебя?

Лицо его еще больше напряглось, и он сжал ее руку с такой силой, что Кэтрин испугалась, как бы он не сломал ей кость.

— О, отличаешься, да еще как, дорогая моя! Разве ты не знала? Я сын фермера. Я не достоин поцеловать даже кончик твоего башмака, не говоря уж о том, чтобы спать с тобой. — Он притянул ее к себе, и она ощутила каждый мускул его напряженного тела. — Но это еще не значит, что я совершенно слеп. И теперь я вижу, какие пороки прячутся за всей этой красотой и благовоспитанностью.