Жюльетта Бенцони - Страсти по императрице
В это же время его союзник Бисмарк посмел нагло не подчиниться воле монарха и сделал это по причинам скорее личной характера. Когда император снял с поста министра внутренних дел, его шурина фон Путткаммера, по серьезному обвинению в коррупции, канцлер устроил в честь опального министра большой прием, имевший сильный резонанс. На этом ужине присутствовал и Вилли, что стало причиной 6урного выяснения отношений между императрицей и Бисмарком. Канцлер, как обычно, был резок и неучтив - прекрасно знал: то, что он считает своей личной победой, скоро наступит; он не считал нужным поэтому сохранять в разговоре с Викторией принятые внешние приличия и уважение. Она остается его врагом, и он испытывал явное удовольствие, давая ей почувствовать, что власти ее суждено в ближайшее время закончиться.
Увы, затихшая как будто болезнь снова обострилась и стала прогрессировать; 12 апреля у Фридриха III случились приступ кашля. Пришлось поменять трубку, вставленную в горло, на новую модель, обеспечивающую лучшие условия дыхания. Но больной слабел день ото дня.
И все-таки 24 мая, когда ему стало немного лучше, он нашел в себе силы принять участие в церемонии свадьбы своего второго сына Генриха, взявшего в жены княжну Елену, дочь великого князя Людвига Гессенского. Но это усилие сделалось началом его конца - на следующий день все решили, что у императора началась агония.
Агония? Не торопитесь! Спустя пять дней Фридрих снова встал на ноги и в автомобиле, при мундире и в каске, провел смотр трех полков императорской гвардии. Гвардейцы, восхищенные нечеловеческой отвагой Фридриха, радостно его приветствовали. Больше того, спустя еще два дня он лично посетил могилу отца.
Придя в ужас от этих поступков, которые считала безумной неосторожностью, Викки стала умолять его уехать из Берлина и поселиться хотя бы в летнем дворце в Потсдаме. Фридрих согласился, и его по воде повезли в прекрасный дворец, построенный его предком Фридрихом Великим. Перевозившему его судну «Александра» пришлось плыть под настоящим ливнем цветов - их бросали тысячи берлинцев, собравшихся на обоих берегах реки. Короткое путешествие стало его новым триумфом, увы, последним и, вероятно, самым трогательным. Никогда больше Фридриху III не суждено испытать всенародную любовь, столь милую его сердцу.
Седьмого июня врачи констатировали, что трахейная артерия внезапно открылась, а десятого числа сэр Морелл Маккензи вынужден с грустью в голосе признаться своему августейшему больному:- С сожалением вынужден констатировать, государь, что состояние Вашего Величества не улучшается.
«Поверьте, дорогой доктор, мне горько это слышать,- письменно ответил умирающий (уже несколько недель он объяснялся только этим способом).- Мне так хотелось доставить вам удовольствие».
Однако 11 июня его охватило некое подобие рабочей лихорадки, равно как его отца в момент смерти охватила лихорадка словесная. Он писал почти весь день, прекрасно сознавая, что часы его жизни уже сочтены. Двенадцатого июня не смог есть сам, пришлось кормить его искусственно.
И все же еще умудрился принять короля Швеции. Но на сей раз все - началась агония; она продолжалась целых три дня.
Пятнадцатого июня в одиннадцать часов утра наконец-то прекратились длительные мучения и царствование императора и человека доброй воли, продлившееся всего лишь девяносто восемь дней.
И тогда императрица подпала под власть глубокой боли. Потеряв единственного мужчину, которого любила, дорогого спутника жизни, она так от этого и не оправилась.
Но далеко не все испытывали ту же печаль. Едва Фридрих II испустил последний вздох, как новый император Вильгельм буквально наполнил дворец Потсдама своими войсками; им отдан строжайший приказ: никого не впускать во дворец и никого из него не выпускать.
Беспардонное поведение сына преследовало цель дать новому монарху возможность захватить все личные бумаги отца - публичное и наглое оскорбление убитой горем матери. Добрый Вилли уже сорвал маску, даже не подозревая, что навлекает на свой род странное проклятие.
Но обесчестил он себя совершенно напрасно. Хорошо зная сына, Фридрих принял меры предосторожности: незадолго до кончины сложил все свои бумаги в сафьяновый портфель и доверил его своему другу полковнику Шванну; тот незамедлительно покинул Германию и уехал в Лондон. Таким образом, все личные документы германского императора, а также его завещание попали в руки королевы Виктории.
Глубокое уважение и настоящая любовь соединяли старую монархиню и ее первого зятя. В течение последних недель перед его смертью Виктория съездила в Потсдам, чтобы в последний раз с ним увидеться. Этот важный визит заставил тогда Бисмарка и его ученика вести себя сдержаннее и позволил Фридриху отдать распоряжения, которые еще могли быть исполнены.Но, естественно, захват ее дворца солдатами сына глубоко оскорбил вдовствующую императрицу. Она возмутилась и вскоре покинула дворец, который считался запятнанным; прежде чем удалиться в замок Фридрихсхоф, решила заехать к Бисмарку и высказать ему все, что думает по поводу его оскорбительного поведения.
Увы, решив, видимо, что больше нет необходимости любезничать с женщиной, которая уже никто, канцлер просто-напросто отказался ее принять, сославшись на слишком большую занятость на службе новому императору.
Подвергнутая новому оскорблению Императрица отказалась принимать участие в похоронах супруга, считая это не только лицемерным, но и оскорбительным для себя мероприятием,- ей пришлось наблюдать, как невестка занимает ее место. В своем новом жилище она организовала специальную церковную службу и по-своему почтила того, кого любила больше всего на свете.
Кстати, Бисмарку и его ученику пришлось приложить много упорства, чтобы представить слишком короткое правление Фридриха III как незаконное, ссылаясь на то, что подорванное здоровье монарха не дало ему возможности получить ни королевскую корону Пруссии, ни императорскую корону - для этого необходимо поехать в Аахен.
Его вдова с горечью написала матери: «Вильгельм II сменил Вильгельма I, применив те же системы, преследуя те же цели, придерживаясь тех же традиций…» Она еще не знала, что Бисмарку уже не суждено долго править Германией и тесные связи между ним и дорогим Вилли уже начали особенно сильно тяготить нового императора.
Не прошло и двух лет, как Вильгельм II поблагодарил Бисмарка, сделав его князем Лойенбургским, и щедро разрешил ему пользоваться всеми правами после «заслуженной» отставки - бывший канцлер считал ее явно преждевременной. У него хватило смелости обратиться за помощью к Викки… Естественно, его ждал прием, о котором нетрудно догадаться.
