Жюльетта Бенцони - Страсти по императрице
Надломленный, прерывистый голос извлекал из небытия упрямое дыхание, которое в нем еще оставалось. Рядом с кроватью сидела в кресле такая же старая императрица Августа и глядела, как умирает ее многолетний спутник жизни. Часто рука умирающего касалась ее руки - между ними никогда не существовало истинной любви, но бедная монархиня тоже тяжело больна и так слаба, что дочери ее, великой княгине Баденской, приходилось поддерживать материнскую руку, чтобы та выдержала тяжесть руки умирающего отца.
Мрачность картины дополнялась обликом самой великой княгини: в черном с головы до ног, она носила траур по сыну, а на левом, почти потерянном глазу - черную повязку.
Единственный живой и стойкий человек среди всех теней, собравшихся в комнате умирающего, тот, кто ждал неизбежного конца, покусывая усы,- канцлер князь фон Бисмарк. Тоже стар, но старость его прочная, крепкая, солидная - старость льва, который сознает, что полон еще физических и умственных сил. Но льва той ночью охватило беспокойство: эта запоздалая смерть наступает слишком рано…
Через какое-то время, час-два, но не позже, императором станет другой человек - смерть его, однако, Бисмарк жаждал увидеть до кончины старого монарха,- наследный принц Фридрих Вильгельм: - несмотря на его отвагу и воинскую доблесть, железный канцлер ненавидел его всем сердцем за либерализм и слишком большое благородство, за «современные» идеи, внушенные ему женой - англичанкой Викторией.
Не такой император нужен Бисмарку - он само слово «либерализм» воспринимает как оскорбление. Безжалостный, не имевший слабостей канцлер не признавал ничего, кроме силы, железного кулака без замшевой перчатки. Что касается слова «свобода», он никогда не понимал его значения - для него это что-то вроде постыдной болезни.
До последней ночи он все надеялся - о бог сражений, как он этого хотел! - что новым императором станет не Фридрих III а Вильгельм II. Кронпринц Вильгельм по прозвищу Вилли,- его ученик, и Бисмарк старался не замечать, что принц уже страдает упорной манией величия и стал самым заносчивым воякой, когда-либо родившимся в Германии.
Но судьбой предначертано: править империей будет Фридрих. На рассвете 9 марта упрямый голос наконец стих. Великая княгиня Баденская с трудом поднялась на ноги, старая императрица положила на колени свою затекшую руку, а Бисмарк подавил вздох… Приходится подчиниться судьбе и ограничиться надеждой, что царствование нового императора не продлится долго…
В тот же день новость об этой смерти долетела по телеграфу за сотни километров от Берлина, в Сан-Ремо, на итальянской Ривьере, в комнату другого больного, на вилле Цирио: новый император Фридрих III тоже находился в предсмертной агонии: в возрасте 56 лет он страдал от рака горла и знал, что обречен.
Этот высокий, худой белокурый мужчина, с красивым задумчивым лицом, обрамленным бородкой и усами, походил скорее на австрийского эрцгерцога, чем на прусского принца. Несмотря на очевидные последствия болезни (уже месяц лишь трубочка в горле позволяла принцу дышать), лицо Фридриха оставалось ясным и спокойным, с полными нежности и идеализма глазами. Именно этот идеализм так не нравился Бисмарку.
Но на лице и во взгляде читались и отвага, подлинное благородство души, что не оставляло равнодушными даже тех, кого история сделала его врагами. Несмотря на поражения под Виссенбургом и Седаном, Франция на страницах газет проявляла уважение к принцу-мученику: все знали, что он не любит войну, ласков и обходителен, пытался смягчить тяготы осады Парижа, обожаем простым народом Германии.
Князь из прошлых веков, потерявшийся в грохоте сапог Германии Бисмарка, Фридрих нашел себе достойную спутницу жизни - английскую принцессу Викторию (в семье ее звали Викки), дочь королевы Виктории Великой и Альберта Сакс-Кобургского. Свадьба их была началом истинного 6рака по любви. 25 января 1858 года, в день свадьбы бы с Фридрихом, состоявшейся в Лондоне было Викки восемнадцать лет; высокая, темноволосая, с темно-синими глазами, она была очень красива. С самой первой встречи глубоко и пылко полюбила молодого человека, которому суждено стать ее мужем; взаимная любовь на всю жизнь соединила примерную семейную пару.
От матери Викки унаследовала ум, умение любить только раз в жизни, но глубоко и всецело, и вкус к власти. Зная, что когда-нибудь ей придется править страной вместе с Фридрихом, она долго и прилежно этому училась, приобщаясь, насколько возможно (а это трудно), к политической жизни своей новой родины.
К несчастью, в Берлине английская принцесса, явно тяготевшая к скандальным сравнениям, а они редко были в пользу Пруссии, не пользовалась любовью и уважением. Бисмарк быстро учуял врага в этой высокой молчаливой женщине, которой удалось так быстро завладеть умом мужа и приобщить его к принесенным ею с собой идеям либерализма и миролюбия. Когда Фридрих, решая военные вопросы, покидал ее по необходимости, Викки жила в изоляции, как какая-нибудь королева Испании. Находила себе утешение в мыслях о муже, занималась воспитанием своих семерых детей (исключая Вильгельма - очень быстро у нее забрали), поддерживала интенсивную переписку с матерью; кстати, окружение ее наблюдало за этой перепиской с подозрением, но, естественно, не смело обвинить жену наследника престола в шпионаже в пользу Англии.
Долгие годы Викки с горечью пришлось наблюдать, как старший сын все больше от нее отдаляется, высказывая лишь Бисмарку свое восхищение и честолюбивые желания. Мать первая обнаружила: сердце юного Вилли не что иное, как один из органов кровообращения.
Когда ужасная болезнь стала подтачивать здоровье отца, будущий Вильгельм II Проявил лишь легкое сожаление, увидев в ней возможность взойти на императорский трон намного раньше, чем надеялся.
Но вернемся в Сан-Ремо: императорская корона прибыла туда по назначению в аллегорическом виде - простой синей бумажки, которую телеграфист передал в руки одному из адъютантов. Эту новость Фридрих уже ждал: получил первую телеграмму с сообщением - состояние отца резко ухудшилось. Жене, обеспокоенной тем, что ему предстоит сделать, и опасавшейся, что неизбежная поездка в Берлин в разгар зимы повредит его здоровью, он лишь прошептал едва слышным голосом, на что обрекла его болезнь:
- Есть в жизни ситуации, дорогая моя Викки, когда человек обязан рисковать. Мы уедем из Сан-Ремо, сразу как мое присутствие в Берлине станет необходимым.
Будущая императрица посмотрела тяжелым взглядом на лечащего врача мужа. Этого англичанина направила королева Виктория, и, коли уж приходится выносить присутствие у постели больного немецких врачей, сэр Морелл Маккензи - единственный, кому она доверяет: в своем ремесле он признанный авторитет. На молчаливый вопрос принцессы врач ответил улыбкой, имевшей целью лишь ее ободрить.
