Жаклин Монсиньи - Флорис-любовь моя
— Как вы решились выйти из дома в такую метель?
— О, клянусь святым Станиславом! — Вскричал Поляк. — Я живу в трех верстах отсюда. Мы услышали выстрелы и вой волков. Я подумал, что какие-то путники попали в беду, правда, пришлось переждать буран. Снежные бури у нас сильные, но длятся недолго.
— Стало быть, — сказал князь, — другие тоже могли услышать?
— Не беспокойтесь, — ответил Поляк, понимавший все с полуслова, — на протяжении тридцати верст вы не найдете больше ни одной избы. Милости прошу ко мне в дом.
Путники произвели счет потерям. Из двенадцати лошадей осталось лишь четыре. Сами беглецы истекали кровью от многочисленных укусов. Все расселись по двум саням: каждая упряжка теперь состояла из двух животных. Сыновья Поляка обещали сходить на следующий день за третьими санями, валявшимися позади. До избы ехали молча. Поляк предоставил в распоряжение своих гостей этот маленький домишко, засыпанный снегом. Все дрожали от холода, голода и страха, но Максимильена, такая же бледная и окровавленная, как остальные, вдруг обратилась к Поляку с неожиданными словами:
— Сударь, вы должны знать, что мы объявлены вне закона и вы подвергаетесь опасности, укрывая нас.
Марина-Хромуша вскричала:
— Ах, барыня, если этот мошенник откажется нас принять, я ему вколочу кое-что в одно место!
Флорис подумал, что Марина умеет разговаривать с мужчинами. Маленький Поляк поклонился Максимильене.
— Хоть вы носите одежду молодого боярина, благородная госпожа, мне до этого дела нет и я ничего не желаю знать. Раз вы пришли с Мариной-Хромушей, то вы — мои дорогие гости, а мой дом — ваш дом.
Максимильена не удержалась от улыбки. Мир перевернулся: знатная дама, князь и маленькие барчуки были обязаны жизнью маркитантке, которая обзавелась сердечными друзьями на всех полях сражений, прогремевших в Европе.
«Что ж, тем лучше», — подумала Максимильена и повернулась к сыновьям.
— Никогда не забывайте, дети, что вас спасли эти люди с благородными сердцами, которые рисковали жизнью. Нет, вы не должны забывать, что наш Петрушка был таким же, как они, — великодушным и смелым.
Перевязав раны и подкрепив силы горячим борщом, сваренным Поляком, беглецы улеглись спать на полу, прижавшись друг к другу. В избенке была всего лишь одна комната.
Выехать им удалось лишь ближе к полудню. Пришлось чинить третьи сани, а у Поляка было только две лошади. Ромодановский мысленно проклинал все на свете, поскольку на счету был каждый час. Надо было сменить лошадей в Великом Новгороде прежде, чем будет поднята тревога. Если бы это удалось, они вновь получили бы три упряжки из четырех лошадей. Хромуша горячо обняла Поляка на прощание, и Флорис тихонько сказал брату:
— Видишь, Адриан, Марина любит двоюродного брата так же сильно, как мы любим друг друга.
Ромодановский, услышав это, усмехнулся, потому что у него были некоторые сомнения по поводу этого родства. К тому же ночью слышались звуки, которые доказывали, что Марина готова многим пожертвовать ради братской любви. Флорис с Адрианом кинулись Поляку на шею, растрогав его почти до слез. А князь подумал: «Какой же колдовской силой обладают они трое! Ни одно сердце не устоит перед ними».
Славный Ромодановский забыл, что сам рисковал ради них жизнью, титулом и имением настолько поразила его самоотверженность Поляка.
Несмотря на задержку, беглецы за день покрыли расстояние в семьдесят верст, отделявшее их от Великого Новгорода. На дорогу они выезжать не стали, продвигаясь по льду реки. Погода стояла ясная, но мороз не спал: от ужасного холода терпели невыносимые муки и люди и животные. Через каждые пятнадцать верст приходилось делать остановку, чтобы дать передышку несчастным лошадям. Вечером беглецы увидели на левом берегу озера Ильмень, по которому ехали уже некоторое время, красные кирпичные стены Новгорода. Издали в сани, такие крохотные на фоне заснеженного озера, казалось, всматривалась белая башня. Обогнув город, беглецы попытались выбраться на берег; но лошадей пришлось выпрячь из саней, поскольку иначе нельзя было подняться по довольно крутому склону. Максимильена, волоча вместе с другими сани, погладывала на сыновей — те выглядели бодрыми и свежими.
«Для своего возраста они отличаются необыкновенной силой и выносливостью. Можно подумать, что Пьер предвидел случившееся и подготовил их к испытаниям. Недаром он столько возился с ними в Дубино!»
В Новгороде темнело, и беглецы рискнули выехать на дорогу; однако сделали это преждевременно, потому что город находился слишком близко, и караульные у ворот заметили их. Ромодановский крикнул Федору и Бутурлину:
— Бежать нельзя, лошади очень устали. Поворачиваем! Говорить буду я.
Князь направил сани к воротам. Солдаты уже взнуздывали коней, чтобы пуститься в погоню за тремя подозрительными санями. Возможно, им уже сообщили о беглецах из крепости, но, может быть, они просто намеревались получить выездную пошлину, что было вполне естественно — ведь Великий Новгород был, наряду с Москвой и Киевом, одним из трех самых крупных городов Московии, не считая, разумеется, Санкт-Петербурга. Ромодановский, мысленно проклиная себя за неосторожность, повернулся к Флорису и Адриану.
— Не забывайте, что вы девочки, а зовут вас Наташа и Софи.
Флорис поглядел на него с чувством превосходства.
«Положительно, он принимает нас за несмышленых младенцев!»
Однако, взглянув на мать, Флорис настолько был потрясен ее бледностью, что прошептал:
— Не бойтесь, мамушка, мы с вами.
К саням князя подошел унтер-офицер. Ромодановский подобострастно произнес:
— Я не знал, что в Новгороде надо платить выездную пошлину. Я везу семью в Москву.
Унтер-офицер с недовольным ворчанием взял бумаги, протянутые им, и направился в караулку, чтобы показать их капитану. Максимильена почувствовала, как сильно бьется у нее сердце. К беглецам вышел капитан, это был толстый мужчина с багровым лицом.
— Откуда едете? — спросил он князя.
— Я со своей семьей, капитан, возвращаюсь в нашу святую Москву из Польши, где у меня небольшое поместье.
— Надо же было вам выехать в такую погоду!
— Жена у меня очень больна, капитан, и я везу к ней наших дочерей.
Толстый капитан рассматривал бумаги беглецов и так, и эдак — но придраться было не к чему. Пропуска у попа получились даже лучше настоящих. Ромодановский смотрел на капитана с добродушной улыбкой.
А тот обратился к Флорису и Адриану:
— Как тебя зовут? — спросил он младшего брата.
— Я Наташа, а это моя сестра Софи.
— А зачем вы едете в Москву?
Ромодановский и Максимильена вздрогнули. Было ясно, что капитан что-то подозревает и задаст вопросы детям, чтобы попытаться сбить их с толку. Судьба беглецов зависела от ответов малышей. Встревоженный князь вмешался в разговор:
