Анна О’Брайен - Невинная вдова
И все же… Он ударил Томаса. Ричард, мой Ричард, никогда не сделал бы ничего подобного. Я моргнула, борясь с неожиданно подступившими слезами. Я напомнила себе, что жизнь продолжается, а все, что связано с Ричардом, осталось в прошлом. Это не мой Ричард, а Ричард Марии Бургундской не способен на грубость и неуважительное обращение с окружающими его людьми. Перед моим внутренним взором он предстал таким, каким я видела его во время нашей последней встречи в Уорике, — осунувшимся и сдержанным. Его темные глаза хранили тайны, которыми он не пожелал со мной поделиться. Ричард тоже помещает мой образ рядом с обликом прелестной Марии? В таком случае соперница, несомненно, затмит такую невзрачную особу, как я. По моим щекам покатились слезы, которые я уже не пыталась сдерживать.
Даже во сне меня преследовали две грустные мысли. Ричард никогда не станет моим — была первая из них. И вторая — несмотря на всю свою привлекательность, Эдуард Ланкастер для меня пустое место. Я не могла сказать, что он мне нравится, хотя причин зародившейся антипатии я не понимала.
Наши покои подобно дуновению свежего ветерка наполнила надежда. Когда мы уже совсем было отчаялись, Маргарита Анжуйская согласилась встретиться с графом. Если бы она вступила с ним в альянс, к концу года мы уже могли бы оказаться на палубе корабля, плывущего к берегам Англии. Но королева подтвердила свою репутацию мстительной особы и продержала нас в напряжении до позднего вечера. Усталые, но исполненные решимости выжать из этой ситуации все, что только возможно, мы вошли в зал, где она нас ожидала. Людовик также был там, готовый уладить непредвиденные неурядицы.
Мы с графиней шли впереди и, приблизившись к Маргарите, вновь присели в глубоком реверансе. Француженка, как и в прошлый раз, восседала на троне, и на ее застывшем лице не было и тени улыбки. На наше приветствие она ответила едва заметным кивком и движением руки.
Поднявшись с коленей, мы отступили назад. Что ж, пока все шло по плану. Следующими были Изабелла с Кларенсом. Маргарита едва взглянула на них, раздраженно отмахнувшись и давая понять, что они должны как можно скорее убраться из ее поля зрения. Прежде всего ее интересовал стоящий рядом с Людовиком граф Уорик, объект ее ненависти. Отец был облачен в роскошный, но строгий черный бархатный костюм. Последние лучи солнца играли на драгоценной броши, украшающей его берет.
— Может, не надо? — усомнилась мама, увидев все это великолепие.
Но отец был непреклонен.
— Я попрошу у нее прощения, раз уж у меня нет выбора, но не как нищий или простолюдин. Моя семья ничем не уступает ее собственной.
— Маргарита дочь короля, — укоризненно произнесла графиня, хотя я видела, что она даже не надеется переубедить супруга. — Король Рене…
— Король Рене ничего собой не представляет и полностью зависит от милости Людовика, — отрезал граф.
Мама признала поражение и отступила.
— Постарайся не дать ей понять, что ты считаешь ее ниже себя, — лишь попросила она.
Я затаила дыхание. Мама, кажется, тоже. Людовик остановился, но отец продолжал приближаться к Маргарите. Перед ее троном он низко поклонился, а затем встал на колени. Склонив голову, но держа спину очень прямо, он ожидал приговора королевы. Я беззвучно выдохнула. Всего несколько мгновений должны были решить нашу судьбу. Вдруг в полной тишине раздался звук быстро приближающихся шагов. Людовик гневно нахмурился, возмущенный столь бесцеремонным вторжением. На возвышение, на котором восседала Маргарита, шагнул молодой человек, которого мы видели в библиотеке. Его одеяние было таким же изысканным, как и в прошлый раз. Опустившись перед матерью на колено, он быстро, но почтительно поприветствовал ее, а затем занял место рядом с королевой и окинул взглядом нашу небольшую группу. Одну руку он опустил на эфес меча, а другой оперся на резную спинку трона. Королева продолжала хранить молчание. Унизанная перстнями рука принца скользнула на подлокотник трона, и, склонившись к уху матери, он что-то прошептал. Очень бледная и абсолютно неподвижная Маргарита по-прежнему не проронила ни слова, не удостоив ответом даже своего сына.
Мне казалось, что еще немного, и эта гнетущая тишина нас раздавит. Разумеется, первым ее нарушил Людовик.
— Ваше величество, — заговорил он. — Вы согласились принять моего кузена графа Уорика, и он желает попросить у вас прощения за содеянное зло и предложить свои услуги с тем, чтобы вернуть вам английский трон.
Но Маргарита не спешила с ответом.
— Уорик! — было ее первое слово. — Я не ожидала увидеть вас перед собой на коленях. И больше всего мне хочется проклясть вас на веки вечные.
— Я уповаю на вашу милость, ваше величество.
Она не мигая смотрела на склоненную голову графа.
— Вы источник всех моих бед. Как смеете вы надеяться на мою милость?
— Я восстал против вас, — признал граф. — Я видел в вас своего врага, врага, готового уничтожить меня и всех, кого я считал друзьями. Я полагал, что не заслуживаю столь враждебного отношения, и нанес ответный удар. Я признаю свою ошибку. Все, о чем я прошу, это о возможности ее исправить. Только этим я смогу доказать вам свою искренность и преданность.
— Что вы задумали на этот раз? Каким видится будущее графу Уорику? Каким образом вы собираетесь исправлять свои ошибки? — вмешался принц. В его вопросе не было гнева, лишь трезвое и спокойное осознание возникшей проблемы. Он сделал шаг вперед, как будто желая подбодрить графа. — Что вам требуется от ее величества, не считая прощения?
— Альянс, милорд принц, — не колеблясь, ответил граф. — Союз Ланкастеров и Невиллей. Позволение произвести вторжение от вашего имени. Клянусь кровью Христа, что стану злейшим врагом Эдуарда Йорка, невзирая на былую дружбу. А также что я стану вам другом, позабыв былую вражду.
Все это он произнес, не поднимая глаз выше подола платья Маргариты. Королева поджала губы.
— Я должна подумать, — обронила она.
И надолго замолчала. Время ползло мучительно медленно.
— Вы хотите вызволить из заточения милорда Генриха и вновь возложить на его голову корону? — наконец спросила она.
— Именно это я и собираюсь сделать, ваше величество. Клянусь.
Воцарилось еще более длительное молчание. Маргарита переводила взгляд с графа на Людовика и обратно. Граф продолжал держать спину прямо и сохранял коленопреклоненное положение без малейших признаков физической усталости. Он ничем не выдавал возмущения из-за унижения, которому его подвергла эта женщина. Как сможет этот гордый человек служить той, которая вынудила его просить милостыню? Неужели он сможет вверить ей свою судьбу и судьбу своих близких?
