Анна Китаева - Вдова колдуна

Китаева Анна

Вдова колдуна

Анна КИТАЕВА

ВДОВА КОЛДУНА

Фантастический рассказ

Даже когда зал опустел, она не подняла головы. Ослепительное сияние люстр потускнело, будто свет осенним днем, а затем и вовсе угасло. Только крохотный огонек в ее ладонях освещал склонившееся над ним девичье лицо и спутанные пряди светлых волос. Словно маленький домашний зверек, затерявшийся в огромном лесу. Настя скорчилась на полу, прижавшись спиной к основанию колонны, подобной дереву-исполину. Последняя, двенадцатая свеча догорала, расплавленный черный воск обжигал ей пальцы - она не замечала. Вместе со свечой догорала ее жизнь...

Колдун умер вчера на рассвете. До последней минуты взгляд его был, как и прежде, холоден и прям, лицо спокойно, рука тверда.

- Подойди, - велел он жене. - Смотри мне в глаза. Ну! Нет... по-прежнему наяву грезишь. Ладно. Постарайся все-таки внять моим словам. Время, отпущенное мне, истекло - я ухожу. Но власть моя над тобой сильна, и если не снять заклятий, ты заболеешь непонятной тоской и вскоре последуешь за мной в мир мрака... Возьми эти двенадцать свечей. Когда меня не станет, в замке соберутся гости - не бойся, выходи к ним хозяйкой. На исходе ночи влетит в окно черный ворон, закричит тревожно, и вспыхнет в твоих руках первая свеча. А когда догорят все двенадцать, станешь свободной от меня, чар моих и слова, данного тобой мне. Оставляю тебя наследницей. Владей замком и всеми богатствами. Мало ли? Обучить тебя многому пытался, да не знаю, что запомнила. Но то, что помнишь, не забывай, пригодится. Теперь все. Прощай и ступай прочь.

Обожгло в последний раз Настену льдом темных, глубоких, как подземные озера, глаз. Она бы и ушла - ни разу не ослушалась еще своего властелина, но замешкалась, споткнувшись о порог, и оборотилась невольно. До боли прикусив губу, Настя прижала руки к груди, чтобы удержать рвущийся наружу крик. Как раз первый солнечный луч коснулся шпиля на самой верхушке замка.

Тело колдуна стало менять очертания. Лишь легкий взмах ресниц отделял тот миг, когда сидел в кресле с резной дубовой спинкой крепкий мужчина средних лет, а сейчас - сгорбились плечи, глубокие морщины прорезали лоб: дряхлый старец поднял на нее гаснущий взор, шевельнулись бесцветные губы и уже перед ней мумия в заморского шелка лохмотьях, бывших недавно одеждами. Легкое облачко поднялось, обнажив белый скелет, да и тот истаял словно островок лежалого снега по весне...

Парадный зал замка давно был полон, а гости все прибывали. Колдуны и ведуньи, лешие и кикиморы, оборотни и темные мороки, духи болотные, нечисть лесная, водяная и поднебесная... Настена сидела, сжавшись комочком в своей комнате, пока чьи-то ловкие руки не обрядили ее в пышное траурное платье - тяжелого бархата цвета зимних сумерек, - и не подтолкнули легонько в двери. Она послушалась, бродила по залам и коридорам, крепко сжимая заветные свечи.

В полночь все собрались в большом зале: кому не досталось места на полу - облепили колонны, повисли в воздухе. Седой маг в пурпурном плаще вышел на середину, застонал, закатывая глаза, хрипло забормотал заклинания - и грохотом горного обвала рассекая тишину, прозвучало немногим дотоле известное грозное имя: Вагдаор.

"Умер... - прошла по толпе дрожь, шелестом ветра пронеслось: Умер...". Четыреста вековых сосен рухнуло в окрестном лесу от этого шепота, реки вышли из берегов, и раскололась до земли скала, прозванная жителями ближних деревень "Головой колдуньи". А в замке шабаш продолжался далеко за полночь. Перед самым рассветом влетел в стрельчатое окно ворон, страшно закричал он голосом человечьим. Свеча в Настасьиной руке загорелась сама собой, будто испугавшись этого крика. Завороженно смотрела Настя на огонь, боялась шелохнуться, знала только, что мир, к которому привыкла, стал не прочнее тени и вот-вот исчезнет навсегда.

...Крохотный язычок пламени двенадцатой свечи из последних сил ярко вспыхнул, виновато лизнул теплом ее щеку и погас. Замок был пуст, и тишина сомкнулась над ее головой.

Сколько времени прошло? Настя не знала. За стенами замка, должно быть, давно наступил день, а ее по-прежнему окружала мгла. Странное оцепенение охватило ее: похожее на сон без сновидений, тягостную дрему, в которой ничего вроде не происходит, и все же ощущается что-то нехорошее мелькают смутные тени, слышится чей-то недобрый смех, а проснуться, отделаться от навязчивого кошмара невозможно.

В чувство ее привел холод. Она дрожала всем телом, по коже бегали мурашки. Настена тронула пол рукой и тут же отдернула ее - он был словно изо льда.

Она подскочила на ноги, и что-то, стукнув об пол, выпало из складок платья - огарок. Настя нагнулась, подобрала его и, осторожно обойдя колонну, приблизилась к большому, в человеческий рост, камину. Все десять лет, что она жила в замке, здесь, никем не поддерживаемый, горел огонь, да так жарко, что нельзя было подойти. Но сейчас от камина веяло могильным холодом, и Настена устремилась прочь, не разбирая в темноте дороги. Ноги сами привели в единственное место, которое казалось безопасным, - в ее комнату.

Сердце бешено колотилось, зубы стучали от холода, а правая рука, в которой была зажата находка, и вовсе окоченела. Настя присела на кровать, разжала кулак. И ахнула: на ладони ее лежал огарок свечи, но не черного воска, как ей вчера казалось, а железный. Все как положено - остаток фитиля имеется, по бокам застыли оплывшие капельки. Настена ковырнула ногтем одну: железо. Тут словно спала с глаз ее пелена, вспомнились слова колдуна: "Когда догорят свечи, будешь свободна от меня и слова, данного мне тобою". Выходит, обжигало ладони расплавленное железо? Не во сне ли привиделось? А, может, и все остальное - лишь дурной сон, и вскоре пропоет петух, сестрица Василина толкнет под бок: "Ишь, разоспалась!" - и понесется от зари утренней к заре вечерней хлопотливый летний денек...

Пятнадцатилетняя Настенька легко вскочила на ноги, подбежала к зеркалу. Но оттуда глянуло на нее незнакомое лицо - лет на десять старше. Волосы светлые в косу не заплетены, растрепались, серые смешливые глаза потемнели и как бы затуманились: вроде и прямо на тебя смотрят, а взгляда не поймать, губы стали неулыбчивые, в струночку - вместо озорной девчонки, какой себя помнила, взрослая женщина глядела на нее скорбно и строго. Настя коснулась пальцами зеркала, постояла в задумчивости. А затем пошла к окну, раздвинула тяжелые шторы, впуская в комнату золотистые солнечные лучи.

"Неужто и вправду - десять лет?" спросила себя.

"Правда", - ответила память.

Но из этих десяти лет не смогла бы припомнить ясно ни одного дня, ни одной ночи - все, быль и небыль, слилось в пеструю круговерть. Всплывали из мрака полузнакомые лица и жуткие образины, бился на мраморном полу, истекая кровью, четырехцветный петух с перерезанным горлом, дико скалились песьи головы в руках у нагой хохочущей девчонки, и летел злобным коршуном через вереницы залов черный плащ колдуна. Лишь одно осталось в памяти, словно вчера было, - как она, невеста колдуна, впервые переступила порог замка, и захлопнулись за ней тяжелые створки дверей, заперли надежно, основательно, как опускается могильный камень, в уверенности, что больше его не потревожат.