Барбара Картленд - Как вольный ветер
Внезапно ее охватил безотчетный, слепой страх. Она буквально кожей ощутила, как над их любовью сгущаются тучи. Отчим, если хотел, умел быть грозным, а взывать к матери было бесполезно, ибо она безоговорочно одобряла все действия мужа.
Счастье на глазах выскальзывало из рук, уплывало мимо. А ей-то казалось, что такая любовь, как у них, — явление исключительное, неземное, божественный дар, что их с Ройдоном счастье предопределено свыше. Неужели никто не может оценить выпавшую на ее долю редкостную удачу?
«Но нет! — в отчаянии твердила себе девушка. — У отчима твердый характер, и он знает, чего хочет. Он полон решимости указать Ройдону его место, дать понять, что считает его презренным авантюристом, низким искателем приключений, недостойным охотником за приданым! Он не преминет подчеркнуть незадачливому искателю ее руки безмерную разницу в общественном положении между безродным незнакомцем и своей аристократической падчерицей!»
«А Ройдон слишком горд, чтобы не почувствовать, как мало может предложить мне по сравнению с тем, что я сейчас имею», — подумала она.
Вальду охватила настоящая паника. Захотелось громко закричать. Ей почудилось, будто какое-то гигантское чудовище угрожающе изготовилось, чтобы проглотить, растоптать ее хрупкое счастье!
Двери гостиной распахнулись, и, прежде чем дворецкий успел что-либо произнести, сердце девушки бешено забилось — она увидела стоящего на пороге Ройдона.
Но теперь он выглядел совершенно иначе, чем при расставании. Приличествующий случаю костюм — темный, солидный и элегантный — придавал ему внушительный, полный достоинства, даже аристократизма, вид!
Девушка застыла на месте, боясь вздохнуть.
— Милорд Линслейд! — зычным голосом возвестил дворецкий.
* * *Тем же вечером, только позже, когда над высокими деревьями старинного парка стали зажигаться звезды, а на западе догорал тусклый закат, Вальда и Ройдон через высокие, застекленные двери вышли на каменную террасу перед замком.
Графиня, предложившая дочери показать гостю сад, понимающе улыбнулась супругу, когда Вальда с готовностью ухватилась за это предложение и, взяв молодого человека под руку, увлекла прочь из комнат.
В молчании влюбленные пересекли террасу и остановились перед мраморной балюстрадой, куда не достигали золотистые потоки света, льющиеся из окон гостиной.
— Почему ты сразу не сказал мне? — в крайнем возбуждении воскликнула Вальда.
Этот вопрос вертелся у нее на языке в течение всего обеда, ставшего одновременно и их помолвкой, когда родители провозглашали тосты за счастье влюбленных, а Вальде казалось, будто ей снится сон.
— Еще несколько часов назад я и сам не имел об этом ни малейшего представления, — отвечал Сэнфорд. — Мой дядя был человеком в расцвете сил, а его сыну едва исполнилось двадцать три года. С обоими я не виделся уже несколько лет.
— Но разве ты не мог хотя бы упомянуть, что имеешь таких именитых родственников?
— Мне это и в голову не пришло, — признался молодой человек. — Отец находился с ними в ссоре, ну а мысль, что я могу унаследовать их титул, меня и вовсе не посещала. — Рассеянно глядя в темный парк, он продолжал, обращаясь, скорее, к самому себе: — Ну как можно было предположить, что неожиданная буря, разыгравшаяся у берегов острова Уайт, унесет жизни двух сильных и здоровых яхтсменов? — Он вздохнул и покачал головой. — И эта трагедия, в свою очередь, доставит мне драгоценную возможность беспрепятственно соединиться с той, которую я люблю?
— Ты, правда, меня любишь? — прошептала Вальда.
— Больше, чем могут выразить слова. Но должен сознаться тебе, мое сокровище, когда ты уезжала, я хорошо понимал твое состояние: меня и самого терзали тяжелые предчувствия.
— И все-таки ты заставил меня уехать, — укоризненно заметила девушка.
— Я ведь говорил, что хочу, чтобы ты была моей женой, а не просто возлюбленной.
— И вот теперь мы поженимся! Никто не помешает нам сделать это и как можно скорее!
— Так скоро, как твои родители сочтут приличным — ведь я в трауре. А кроме того, я должен подготовить к твоему приезду дом в Дувре и перевезти туда тетушку. — Он обнял Вальду за плечи и легко прижал к себе. — Ждать будет нелегко, моя радость, но не печалься — время пролетит быстро.
— Ах, я даже сейчас не могу поверить, что все так легко устроилось, — покачала головой Вальда. — К тому же какая для нас удача, что моя мама дружила в юности с твоей тетушкой!
— А что говорили твои родители перед моим приездом? — с улыбкой полюбопытствовал Ройдон.
— Отчим, вопреки очевидному, был склонен считать тебя беспринципным охотником за приданым, этаким искателем приключений.
— Но ведь таков я и есть! — рассмеялся новоиспеченный лорд. — Может ли человек рассчитывать на более увлекательное приключение, чем то, что случилось с нами, и на счастье, более грандиозное, чем женитьба на такой девушке, как ты? Даже не будь у тебя столь редкого таланта фотографа? — поддразнил он.
Вальда тоже залилась счастливым смехом.
— Пока еще рано судить о моем таланте. Ах, вот будет несчастье, если снимки не удадутся!
— В таком случае у нас будет несомненный повод провести часть нашего медового месяца в Камарге, чтобы исправить эту ошибку.
— Правда? — задохнулась от счастья невеста.
— Ну где еще нам будет так привольно вдвоем?
— О да! — вспыхнула она.
— Мы оба старались проникнуть в тайны дикой природы. И природа подарила мне самую прекрасную и самую необъяснимую из них. Она дала мне тебя — ту, о которой я бы хотел заботиться всю свою жизнь и не отпускать ни на шаг ни днем, ни ночью. Потому что очень боюсь лишиться такого сокровища.
В его голосе слышались уже знакомые Вальде теплые, проникновенно-бархатистые нотки. В темноте лицо возлюбленного было почти неразличимо, но девушка и без того знала, что в глазах его разгораются страстные огни.
— Когда я с тобой, то и впрямь чувствую себя… частью дикой природы, — пылко прошептала она. — Ты волнуешь, будоражишь мне кровь… а твои поцелуи… они словно поднимают меня над землей и уносят куда-то… к звездам.
С этими словами она подняла к нему юное и прекрасное лицо, и он, порывисто притянув девушку к себе, прильнул к ее устам.
И ее охватил тот самый, знакомый ей чудесный восторг, исступление любви, который заставлял ее сильнее прижиматься к возлюбленному, не уступая ему в силе страсти.
«Когда я с ним, я становлюсь необыкновенно чувствительной… И не в силах быть никакой иной!» — подумала она, сдаваясь на милость его требовательных, ненасытных губ, его рук, все крепче сжимавших ее в объятиях, покуда ей не стало казаться: еще немного — и она задохнется.
