Кэндис Кэмп - Огненная лилия
Линетт, почувствовав его взгляд, подняла глаза и нахмурилась.
— Чему ты улыбаешься?
— Просто улыбаюсь, глядя, как ты ешь кусок жаренного на костре зайца, но все равно выглядишь элегантно. Клянусь, если бы они засадили в тюрьму, где я сидел, группу южанок, охранникам были бы даны великолепные уроки хороших манер. Наши леди вышивали бы монограммы и на тюремных простынях, не изменив свои манеры.
Линетт не сдержала улыбки.
— Наверное, так и было бы. Моя мать всегда говорила, что не важно, как неблагоприятны условия, все равно: истинной леди не следует забывать, как нужно себя вести.
Хантер согласно кивнул.
— Вот именно, о чем я и говорил. Некоторое время они молчали, занимаясь только мясом.
Потом Линетт тихо и немного напряженно спросила:
— Хантер, я всегда была… мне всегда было не по себе, когда ты сидел в тюрьме. Я… я волновалась за тебя.
Хантер холодно взглянул на нее, выражение его лица было непроницаемым. Это сразу отбивало желание продолжать разговор.
— Тебе нет необходимости переживать за меня. К тебе это не имеет никакого отношения.
Линетт почувствовала себя оскорбленной и удивленно подняла брови.
— Конечно, но это не означает, что не станешь волноваться, когда что-то ужасное случается с человеком, которого знаешь, — немного неубедительно закончила она.
Хантер резко встал и далеко бросил обглоданную кость.
— Я выжил. Только это имеет значение. Об остальном я не вспоминаю.
Его тон однозначно обрывал данную тему. Линетт посмотрела вниз на кусочек мяса, зажатый в пальцах. Вдруг совершенно пропало чувство голода.
— Я понимаю.
Хантер обернулся и посмотрел на нее.
— Нет. Сомневаюсь, что понимаешь, но не важно. Поверь на слово, нам не о чем говорить, если это касается моего плена в тюрьме у янки. Вот и все.
Линетт кивнула, избегая его взгляда. Губы Хантера стали жестче. Он резко отвернулся и произнес:
— Давай готовиться ко сну. Завтра рано вставать.
Хантер направился к рюкзакам, вытащил скатанные постели, чувствуя себя каким-то злодеем, грубо оборвавшим Линетт, когда та попыталась выразить ему свое сострадание. Но он не собирался изливать перед ней свою Душу.
Он отошел подальше от костра, где еще раньше наметил место для сна, и начал устраиваться за двумя большими камнями, которые служили естественным заграждением с двух сторон. Линетт пошла за ним и стала помогать с одеялами.
— Почему мы будем спать здесь? — спросила она, увидев, что он готовит вторую постель рядом с первой.
— Защита, — сухо объяснил он. — Это на тот случай, если наш «друг» решит нанести нам второй визит, то будет думать, что мы спим рядом с костром. А я бы хотел его слегка удивить.
— А-а, понятно.
— И мы не должны находиться далеко друг от друга, — продолжал Хантер, отвечая на вопрос, который сидел в ее голове.
— Мне трудно будет защитить тебя, если ты будешь в другом конце нашего лагеря.
— Считаешь, они вернутся?
— Не знаю. Но лучше быть готовыми. Линетт кивнула.
— Я тоже так думаю. Может нам нести вахту? Спать по очереди?
Он немного удивленно посмотрел на нее, не ожидая от нее такого спокойствия и практичности. Он забыл, что Линетт стала старше и совсем другой женщиной. Не легкомысленная, флиртующая девчонка, которую Хантер когда-то знал.
— Не думаю, что это необходимо, — сказал он. — Рядом ружье, и у меня чуткий сон. Я услышу.
Он не добавил, что собирается всю ночь просидеть, прислонясь к камню и лишь немного вздремнуть. Он уже делал так раньше и был уверен, что малейший шорох может разбудить его. Хантер не мог себе позволить во второй раз попасться в руки врага в бессознательном состоянии.
Он предложил Линетт занять постель, ближнюю к камню. Так она будет защищена с трех сторон: двумя камнями и им самим. Большего для ее защиты нельзя было придумать.
Линетт сделала, как он велел, потом села на разостланную постель, распустила волосы и стала готовиться ко сну. Хантер устроился на своем месте, стараясь не смотреть на сидящую рядом Линетт. Предыдущие ночи Линетт спала от него в нескольких метрах. Он не видел ее вечерний ритуал. Теперь все происходило у него перед глазами, и он нашел это очень неудачным, можно протянуть руку и коснуться блестящих волос, которые мягкой волной накрыли плечи и спину, когда она вытащила из них заколки. Было отчетливо видно, какие они густые. Даже в мыслях Хантер уже никогда не представлял их так ясно, помнил лишь мягкость в пальцах, как они, точно шелк, касались его кожи. Как часто хотелось просто зарыться в этих волосах лицом.
Линетт достала из своего чемодана гребенку и начала расчесывать волосы. Она всегда делает это в течение нескольких минут, пока волосы не станут гладкими и расческа не будет свободно проходить сквозь них. Хантер закрыл глаза и прислонился спиной к камню. Лучше не смотреть. Он страдал от того, что каждую ночь приходилось вновь и вновь испытывать эти муки. Хотя бессознательно каждый вечер он нетерпеливо ждал момента, когда Линетт распустит волосы и начнет расчесывать их. Нервы были напряжены ожиданием, а внутри постепенно закипало горячее и тоскливое чувство. Если бы случайно она решила изменить ежевечерний ритуал, он бы расстроился, даже разозлился.
Когда он не смотрел на нее, звук расчесываемых волос все равно действовал на его напряженные нервы. Он не знал, догадывается ли Линетт, какое воздействие оказывает на него и делает ли она это специально. Неужели дразнит его, пытаясь доказать, что может вызывать в нем те же неукротимые желания, как когда-то?
Хантер открыл глаза и мгновение молча смотрел. Линетт выглядела абсолютно спокойной, безразличной. Очевидно, что она не имела понятия о том, какие ощущения пробуждала в нем. Сама она не испытывала ничего похожего, так как давно потеряла к нему какие-либо чувства. Нет сомнения, женщина ненавидит за то, что он отвернулся от нее, лишив возможности объяснить, почему она вышла за Бентона. Более того, презирает его! Хантер оставил ее беременной, а сам, будто безответственный мальчишка, убежал на войну, ни разу не задумавшись, что может случиться с любимой девушкой.
Осознание вины снова растревожило сердце Хантера. Это часто случалось с тех пор, как Линетт открыла правду о своем замужестве. Когда вспоминался рассказ о том, что Конвей сделал с ребенком, становилось еще хуже. В глубине души Хантер понимал, что он в ответе за то, что Линетт потеряла дочь. Если бы он остался и подумал об их будущем, Линетт не пришлось бы выходить замуж за Конвея, и малышка была бы с ними.
В сотый раз уже Хантер проверил револьвер и лежащее у камня ружье, отвлекаясь таким образом от навязчивых мыслей. Это не помогло. В душе бурлили чувства и было невероятно трудно сохранить верность своей клятве, держаться от этой женщины подальше и спасти свое сердце от еще одного удара.
