Элоиза Джеймс - Избранница герцога

— Спи спокойно, малыш, не вертись на самой вершине, слышишь, ветер гуляет в долине... — пела она.

Люсинда и Филлинда калачиком свернулись у нее на коленях в белоснежных ночных сорочках.

Когда ветер качает твою колыбель,

Тихо лежи, не тряси постель.

Сук треснет, и она упадет с кроны зеленой в водоворот...

Завидев Вильерса, она остановилась на мгновение, и тут же маленькая ручонка потянулась к ее золотистым прядям: «Пой же, пой», — потребовала, вероятно, Люсинда, как самая бойкая.

Вильерс просиял от умиления. Ему редко пели эту песню. Его няня была слишком горда своей ролью наставницы герцогского отпрыска, чтобы еще и петь.

Но мама поймает, на крону вернет,

Где птичка поет и гнездышко вьет.

Здесь ее дом, а твой — в долине,

Он тебя ждет, спи, мой любимый.

Когда лягут сумерек тени,

Мама возьмет колыбель в тот славный дом,

Где всего теплее.

Пусть ветер качает сосны в долине,

У нас есть кров и уголь в камине.

Вильерс видел, как ослабла детская ручонка, отпуская локон Лизетт. Теперь уже обе девочки спали, убаюканные ее сладким голосом. Она шевельнулась с намерением встать и уложить их в кроватки. Но Вильерс захотел сделать это сам.

Его дочки. У них были черты его бабушки, ее фиалковые глаза. И они были так свежи и так сладко посапывали во сне своими розовыми одинаковыми носами.

— Осторожнее, не разбуди их, — сказала Лизетт, стоя у его плеча.

У стены стояли две одинаковые кроватки, и он сначала хотел разложить их по своим местам. Но не сделал этого. Он опустил их в одну кроватку и, отступив на шаг, залюбовался ими вместе с Лизетт.

Две одинаковые малышки... Они переглянулись, как добрая супружеская чета, когда Люсинда закинула свою ручонку на плечо сестры, словно защищая ее.

— Когда они вырастут, у тебя наступит беспокойное время, — заметила Лизетт. — От женихов не будет отбоя.

— Меня беспокоит другое, — заметил Вильерс, — они могут быть отторгнуты светом.

— Если бы они были мои, я научила бы их пренебрегать мнением света, — сказала Лизетт.

— Этому не так просто научиться, — сказал он.

— Лондонский свет полон глупых ничтожных персон. Я поняла это и отвернулась от него. Им он тоже ни к чему.

— А как же мой герцогский титул? — спросил Вильерс.

— Титул как титул, что в нем особенного?

— Ты не уважаешь его? — удивился Вильерс. — Ты — дочь герцога?!

— Мой отец весьма безразличен к своему титулу, почему же я должна думать иначе?

Вильерс мысленно представил себе герцога Гилнера. Это был превосходный член палаты лордов. По всем статьям.

— Твоей матери не стало. Прошло уже несколько лет. Неужели он не подумывает о женитьбе?

— Не подумывает, — спокойно ответила Лизетт. — Он даже желает, чтобы его прямая наследственная линия пресеклась. Титул перейдет к моему кузену.

— Как странно, — задумчиво произнес Вильерс и осекся, заметив, что Лизетт приложила палец ко рту.

— Спускайтесь вниз, — прошептала она, — а я еще немного побуду здесь, пока не вернется няня.

Вильерс счел за благо подчиниться ей.

— Кстати, я всегда слышал только начало этой песни, — заметил он. — Эти два куплета в конце мне совершенно неизвестны.

— Я сама сочинила их, охотно призналась Лизетт. — Мне никогда не нравилась эта страшилка про падающую колыбель. — От волнения она стала теребить пальцы. — Почему я должна пугать собственного младенца, Леопольд?

Она называла его Леопольдом с такой легкостью, словно они были близки.

Почему же это было так сложно Элинор?

Глава 17

В гостиной Элинор приветствовала высокая стройная леди в белоснежном парике:

— Дорогая, сколько лет! Я помню тебя еще в детском переднике, а теперь ты стала такой величественной и настоящей красавицей.

— Леди Маргерит, — пропела Элинор, вежливо присев перед ней в реверансе. — Я с тех пор успела вырасти, но вы нисколько не изменились.

Та в ответ рассмеялась, хотя знала, что выглядит прекрасно. Маргерит была весьма изящной и стильной леди лет сорока с лишним; ее черные, превосходно очерченные брови соревновались с белизной ее пышного парика. От нее веяло свежим блеском и роскошью юной красавицы.

— Какое же это счастье — принимать гостей в своем доме, — произнесла леди Маргерит, — даже если некоторые из них предпочитают оставаться в своих спальнях. У твоей дорогой матери, кажется, зубная боль. А дорогая Энн, по-моему, просто не желает вылезать из постели. Поэтому настоящей компании у нас сегодня нет. Зато я представлю тебе моего лучшего друга, благородного сэра Лоуренса Фредерика Бентли-третьего.

Бентли был родом из Йоркшира, с жесткими седыми усами и живым блеском в глазах. У него был такой бодрый вид, словно он только что вернулся с охоты в вересковой долине, вволю насладившись бешеным галопом и криками «ату!».

— Как поживаете? — спросил он с изысканным поклоном.

— Мы сейчас беседовали о разных светских условностях, — сказала леди Маргерит. — И об институте брака в том числе. Я никогда не была замужем, дорогая, если тебе это известно, и ничуть не стремлюсь оказаться в этом капкане. Я предпочитаю иметь добрых друзей:

— А как же любовь? — спросила Лизетт, кокетливо склонив набок голову.

— Любовь — это прекрасно, ничего не имею против любви, — произнесла леди Маргерит. — Но дружба и взаимопонимание — еще лучше, — сказала она, с улыбкой посматривая на своего Бентли.

— Без брака невозможно иметь наследников, — заметил Бентли. — Это важно в браке, а не отношения супругов.

— У Бентли двое детей. Разумеется, уже совсем взрослых, — пояснила леди Маргерит.

— Некоторые умеют заводить детей и вне брака, — заметила Лизетт. — Взгляните на Вильерса. У него их шестеро. Из них двое близнецов-девочек, совершенно очаровательных с огромными фиалковыми глазами.

— Ваши дети? — Бентли несколько сконфуженно покосился на Вильерса. — Никогда не предполагал, что они у вас есть.

— Да, у меня есть несколько детей, — сказал Вильерс спокойно. — И при этом я, знаете ли, не женат. Трое из них сейчас находятся наверху в этом доме. Как видите, Лизетт ими восхищается.

— А у вас есть внебрачные детки? — Лизетт лукаво посмотрела на Бентли.

Тот и бровью не повел, очевидно, успев привыкнуть к ее странным выходкам.

— Моя жена умерла несколько лет назад, — начал он, — и у меня лишь те дети, которых подарила мне она и о которых упоминала леди Маргерит. Впрочем, у моего брата есть внебрачный сын. Ладный парень, выучился ремеслу каретника. Такой же славный, как новенький сияющий пятипенсовик.