Дженнифер Хеймор - Соблазнительное предложение
Она слишком к нему привязалась, а это опасно. Эмма знала Люка достаточно, чтобы понимать – он не похож ни на кого из ее знакомых. Очаровательный и мрачный, дразнящий и чувственный, требовательный и щедрый, удовлетворенный и вместе с тем тоскующий по чему-то, что она с радостью бы ему дала. Люк сводил с ума интригующим сочетанием в своей натуре света и тьмы. Даже сейчас он столь многое скрывал от нее.
Но как может женщина приказывать сердцу, что чувствовать?
Она ждала. Шли долгие часы. Горничная принесла выстиранную, мокрую одежду, развесила ее. Оставалось надеяться, что за ночь платье и белье высохнут, потому что, если Люк и в самом деле намерен уехать завтра, рано утром нужно будет все упаковать, а влажная одежда может заплесневеть.
Эмма села на кровать и положила ногу на одном уровне с телом, как велел доктор.
Она ждала. Ждала и злилась все сильнее. И все сильнее жалела себя. На глаза наворачивались слезы, но она запретила им течь.
«Почему, Люк? Зачем ты делаешь это с собой? С нами?» – мысленно вопрошала она.
Эмма надела ночную рубашку и попыталась уснуть. Бесполезно. Она была слишком взбудоражена. Слишком сердита, растеряна и обижена. Люк занимал все ее мысли. В первый раз после знакомства с ним Эмма задумалась о том, как сможет пережить расставание.
Он вернулся рано утром. Эмма так и не сомкнула глаз, но, услышав, что в замке поворачивается ключ, отвернулась к стенке и притворилась спящей. Он, спотыкаясь, ввалился в комнату, сквернословя себе под нос. Запер дверь, снял рубашку и упал рядом с ней на кровать. От него ужасно несло спиртным, и слезы снова навернулись на ее глаза.
– Эмма?
Голос звучал невнятно, он произнес ее имя так, будто это незнакомое ему иностранное слово.
Она зажмурилась и не ответила.
Он прижался губами к ее волосам и неразборчиво произнес:
– Прекрасный ангел. Спи, любовь моя.
Только теперь одна-единственная слеза скатилась по щеке Эммы, оставляя за собой горячий, болезненный след.
На следующее утро Эмма проснулась от запаха яиц, ветчины, гренков и горячего кофе.
Она пошевелилась, потянулась. Вспомнила вчерашнюю ночь, и в груди у нее что-то сжалось, когда она увидела Люка – тот встал с кресла, держа в руках поднос.
Эмма придала лицу бесстрастное выражение.
Люк сел на край кровати, поставил поднос на колени и посмотрел на нее с бесконечной нежностью.
– Как твоя щиколотка?
Когда Эмма осторожно подвигала ею, ступню пронзила боль.
– Все так же.
– Я заказал тебе завтрак.
– Спасибо.
Она села, подвинулась назад и уперлась спиной в стену, стараясь не шевелить больной ногой и не морщиться от прикосновения одеяла, соскользнувшего на пол.
Увидев содержимое подноса, Эмма широко распахнула глаза: две чашки кофе, причем в одной много сливок, как она любит, и только одна тарелка, на которую горой навалены яйца, ветчина, гренки, сладкие булочки и масло.
– Чтобы ты набралась сил, – сказал он, внезапно став похожим на полного надежды мальчишку.
Эмма потянулась к тарелке, но Люк перехватил ее руку.
– Позволь тебя покормить.
– Я не инвалид и могу поесть сама.
– Знаю. Но… сегодня утром мне бы очень хотелось покормить тебя завтраком.
Эмма точно знала, что он делает – пытается загладить вчерашний уход.
Она вздохнула и сказала:
– Я в жизни не съем столько всего.
– Надеюсь, ты поделишься со мной.
Неискренне улыбнувшись, Эмма кивнула.
Он намазал гренок маслом, оторвал кусочек для нее и кусочек для себя. Меняясь вилкой, они ели яйца и мясо, и в конце концов Эмма поняла, что желудок ее приятно полон. Люк убрал поднос на стол и снова сел на кровать. Держа в руках чашку с кофе, Эмма смотрела на Люка, и в голове у нее бушевало множество вопросов и обвинений. От воспоминаний о том, что он вынудил ее чувствовать себя брошенной, где-то глубоко внутри словно образовалась темная яма.
Но ведь он ей говорил, что в конце концов именно это и случится. Так чему удивляться? И все-таки Эмма жалким голоском спросила:
– Почему ты вчера не вернулся?
Люк посмотрел на нее с непроницаемым выражением лица и ответил:
– Прости.
Неужели вот такое бесцветное извинение может усмирить бушующие в ней темные чувства? Ох, вряд ли.
– Ночью я сидел в пабе, – сказал Люк, – и думал только об одном – какой я лжец. Как много я тебе врал.
Эмма уставилась на него. Сердце внезапно бешено заколотилось.
– Я больше не могу врать тебе, Эм.
– А в чем дело? – осторожно спросила она.
Ну что еще такое? О чем он, черт возьми, говорит? Может, он женат? Или это как-то связано с его тайными делами в Вустере?
Люк сглотнул с такой силой, что даже кадык дернулся, и вид у него внезапно сделался очень неуверенный.
– Прошлым летом я кое-что узнал. Что-то, полностью изменившее мою жизнь, но при этом многое объяснившее о моем прошлом. – Он уставился на простыни, затем перевел взгляд на Эмму. – Как тебе хорошо известно, моя мать пропала в апреле. Во время поисков моему брату пришлось обратиться к барону Стэнли. Ты о нем слышала?
– Нет.
– Его земли прилегают к Айронвуд-Парку. Стэнли хотел, чтобы его дочь Джорджина вышла замуж за Трента, и попытался вынудить брата к этому браку.
– Как? – выдохнула Эмма.
– У него имелись сведения, просто сокрушительные, о двух моих братьях – Марке и Тео. И обо мне.
Эмма в замешательстве нахмурила брови.
– Что за сведения?
Люк отвернулся и уставился в окно, к которому она прислонялась в долгую вчерашнюю ночь.
– Я не родной брат герцога Трента, – тусклым голосом сказал он. – Я сводный брат, только по матери. Я незаконный сын вдовствующей герцогини Трент и лорда Стэнли.
Эмма непонимающе смотрела на него.
– Когда Трент был еще младенцем, у моей матери завязалась короткая любовная интрижка с лордом Стэнли. Старый герцог об этом узнал и, конечно, пришел в бешенство, но согласился вырастить меня как родного сына, при условии, что правда о связи матери и Стэнли никогда не выплывет наружу.
– Боже правый, – пробормотала Эмма, – и ты ничего не знал?
Он медленно кивнул.
– Ничего. Почти двадцать восемь лет я считал, что герцог Трент – мой отец.
– О, Люк, я тебе так сочувствую!
– Никто из нас не знал. Ни Трент, ни я, ни остальные братья, ни сестра. Нас всех держали в неведении, пока прошлым летом Стэнли не открыл правду в попытке вынудить Трента жениться на его дочери.
– Но герцог на ней не женился, – задумчиво протянула Эмма. – Он женился на горничной.