Скандал в шелках - Чейз Лоретта

— Сказал, что обстоятельства, которые привели к вашей помолвке, были не теми, на которые следовало надеяться, но добавил, что… — Леди Уорфорд внезапно умолкла. — Не могу точно припомнить, что именно он сказал, но все было так, как полагается в подобных случаях. Да, конечно, ничто не изменит того факта, что он банкрот и происхождение его матери весьма сомнительно. Но она мертва, а он, кажется, любит тебя, Клара. Я уверена, что, если постараться, из него можно вылепить что-то приличное.

Клара уже хотела возразить, но тут вдруг перехватила предостерегающий взгляд брата и сделала вид, что всерьез обдумывает сказанное матерью.

Лонгмор же прекрасно понимал, что Аддерли вполне искренне волновался за Клару. Ведь если бы она действительно заболела и умерла до свадьбы, негодяю пришлось бы поспешно искать другую невесту. А такое приданое, как у Клары, на дороге не валяется…

— Если кто и способен сделать из него мужчину, так это Клара, — объявил граф. — Полагаю, будет меньше сплетен, если мы сделаем вид, что довольны помолвкой. И что мы вдруг обнаружили, что Аддерли не так уж плох. Со своей стороны обещаю при новой встрече быть с ним учтивым. — Лонгмор налил себе еще шерри-бренди, тут же выпил и спросил: — Теперь я могу идти?

Глава 13

«Для того чтобы сберечь честь и воспрепятствовать распространению скандала среди пэров, имеется специальный закон, названный “скандалум магнатум”. По этому закону каждый человек, уличенный в распространении скандальных слухов о пэре королевства, (даже если слухи окажутся правдивыми), приговаривается к штрафу и пребыванию в заключении, пока штраф не будет выплачен».

«Фоксиз Морнинг Спектакл».

10 июня. Среда.

«До нашего сведения дошло, что Таинственная Незнакомка из Франции прибыла на этой неделе в Лондон с солидным багажом.

Сундуков с одеждой оказалось там много, что потребовалось нанять целое судно. Это означает долгое пребывание Незнакомки на нашем прекрасном острове. Как только мы узнаем, где остановилась леди, с какой целью приехала и, что важнее всего, ее имя, надеемся немедленно уведомить читателя»

«Куинс-тиэтр»

Вечер среды

Всему Лондону было известно, что герцог Кливдон встретил мадам Нуаро в парижской Опера. Этим вечером она впервые появилась в лондонском театре, и ее приход не оставил у публики (по крайней мере, мужской ее части) ни малейших сомнений в том, что герцог был сражен наповал этой женщиной.

Лондонское высшее общество впервые видело ее. Конечно, некоторые клиенты «Мэзон Нуар» знали герцогиню, но в основном это были представители мелкопоместного дворянства и не слишком знатные аристократы. Так что мнение их хотя и учитывалось, но не слишком высоко ценилось. А сейчас весь свет увидел эту даму.

Мужчины не сводили взглядов с герцогской ложи, поскольку его светлость сопровождал не одну поразительно красивую женщину, а двух: свою супругу и светловолосую незнакомку.

Сидевшая же в ложе напротив леди Уорфорд старалась смотреть только на сцену, категорически отказываясь признавать существование герцогини Кливдон. А Клара, напротив, смотрела на герцогиню во все глаза. Лорд Аддерли, сидевший с ней рядом и игравший роль внимательного жениха, внезапно услышал ее шепот:

— Вы знаете, кто сидит рядом с герцогиней Кливдон?

Аддерли — он, как и все мужчины, не сводил глаз со светловолосой красавицы — с удивлением взглянул на Клару.

— Разве она вам незнакома? Мне казалось, это одна из трех сестер.

— Из них только одна замужем — герцогиня. А эта леди тоже одета как замужняя женщина. Как замужняя француженка, — пояснила Клара.

— Француженка? Ты можешь определить издалека? И даже без бинокля? Другие женщины без него не обходятся, — проговорил Лонгмор, сидевший позади обрученной пары.

— О, это всегда заметно, — сказала Клара. — Мы, англичанки, можем носить то, что носят француженки, но при этом все равно выглядим англичанками. — Она повернулась к брату. — Ты ведь был в Париже, Гарри. Неужели не согласен со мной?

Маркиза презрительно фыркнула и окинула детей ледяным взглядом. Но отпрыски сделали вид, что ничего не заметили.

— Я уверен в одном, — продолжал граф. — Эта дама произвела настоящий фурор. Актеров почти не слышно, что не всегда плохо, хотя я предпочел бы, чтобы она появилась на какой-нибудь скучнейшей немецкой опере, а не во время «Лодочника». Пожалуй, в антракте пойду к Кливдону. Пусть меня представит. Тогда точно скажу из-за чего столько шума, причем за несколько часов до выхода «Спектакл».

Зная, что очень многие будут стремиться туда же, граф покинул семейную ложу за несколько минут до антракта и с улыбкой кивнул Кливдону.

— Обогнал остальных на фарлонг[2], — сообщил он.

— Я так и думал, — откликнулся герцог. — Ты можешь быть очень проворным, когда захочешь.

Лонгмор повернулся к ее светлости.

— Прежде чем сюда ринутся орды, герцогиня, не будете ли вы так добры, не представите ли меня этой очаровательной леди?

— Мадам де Вернон, позвольте познакомить вас с лордом Лонгмором, добрым другом моего мужа, — объявила герцогиня.

Дама с удивлением уставилась на ее светлость, и герцогиня перешла на французский.

— О, да-да! — оживилась мадам. — Это есть старый друг. Вроде брата. Не так ли? Лорд Лан-мор.

Француженка кивнула графу, и бриллианты, искусно разбросанные среди перьев в ее прическе, полыхнули цветными огнями. Увы, английский дамы был смехотворен. Поэтому Лонгмор, как и герцогиня, перешел на французский, что дало ему небольшое преимущество над толпой мужчин, ввалившихся в ложу Кливдона секундой позже. Конечно, многие из них говорили на правильном французском, как и полагалось образованным джентльменам. Но все же почему-то получалось, что они говорили по-французски так, что сразу становилось ясно — говорят англичане. А вот Лонгмор, худший в мире ученик, обладал, однако, необычайной способностью к языкам, во всяком случае к романским.

— Мсье Лан-мор говорит на моем языке как настоящий парижанин, — заметила мадам. — Как так получается? Мой англиски ужасно глупый. Меня ничему не научишь, увы. Mon mari… мой муш он… — Ее синие глаза затуманились, а в унизанных кольцами пальчиках возник кружевной платочек, который она осторожно прижала к глазам. — О, бедный Роберт! Он все пытался меня научить! И что же?.. Ах, я ужасно тупа.

Джентльмены хором заверили мадам, что это не так. Когда они умолкли, Лонгмор сказал:

— Зато вы очаровательная и прекрасная мадам. И, — продолжил он на французском, — очаровательной и прекрасной женщине сойдет с рук даже убийство. Можете ли вы представить, что какой-то мужчина захочет наказать вас за убийство нашего языка?

Лонгмор оставил мадам и ее поклонников незадолго до окончания антракта и вернулся в семейную ложу.

Мать была вне себя от гнева — и неудивительно: ее навестила леди Бартрам и, разумеется, густо посыпала солью все раны, которые смогла найти.

— Француженка. Как ты и предполагала, — сообщил Лонгмор сестре, не потрудившись понизить голос. Обе немолодые леди прервали свой разговор. — Мадам де Вернон, продолжал граф. — Подруга герцогини еще со времен Парижа. Вдова, причем довольно богатая. Склоняю голову перед талантом моей сестры — она прекрасно разбирается в одежде. Между прочим, туалет дамы выглядел чертовски дорогим. Кроме того, ее драгоценности не подделка, смею вас заверить.

Леди Бартрам поднесла к глазам бинокль и стала беззастенчиво изучать француженку. Маркиз, немного поколебавшись, последовал ее примеру.

— Говоришь, вдова, Лонгмор? — мать всегда упоминала его титул в присутствии леди Бартрам, у которой было две дочери на выданье — темноволосые маленькие феи, однако же чересчур костлявые на его вкус.