Лариса Шкатула - Пани колдунья
— Замок?
— Зачем — замок? Дом как дом. Если бы я могла выбирать, с радостью отдала бы за него нашу холодную громаду! — Она скосила глаза на Лизу. — Определенно, ваше сиятельство, вам на пользу свежий воздух. Вон вы как порозовели. Прямо клубника со сливками.
— Отец меня так называл, — с ностальгией вздохнула Лиза.
Некоторое время они ехали по сравнительно ровному месту, а потом дорога пошла под уклон, и вскоре Василиса остановила лошадей.
— Пересаживайтесь, княгиня! Видите, впереди слева двухэтажный белый дом? Там и живут Янковичи.
Вскоре она остановила карету и взяла с сиденья напротив Лизиного небольшую корзинку с цветами.
А княгиня протянула ей запечатанный конверт.
— С вашего позволения, Елизавета Николаевна, передам от вас цветы пани Жозефине Янкович, матери нашего адресата. Так мне будет удобнее заговорить с Теодором. Думаю, он поинтересуется здоровьем своего друга?
Она ушла, а Лиза некоторое время сидела, вдыхая нежный аромат цветов, потом откинула голову на спинку сиденья и почти сразу же заснула.
Проснулась она от того, что кто-то открыл дверцу кареты. На нее смотрели восхищенные глаза Теодора. Приход Василисы, видимо, оторвал его от какого-то занятия на свежем воздухе. Его густые русые волосы были растрепаны, на щеках горел румянец, а ворот рубашки расстегнут. Надетый поверх рубашки кожух, расшитый национальным орнаментом, подчеркивал живописность его облика…
— Елизавета Николаевна, как я рад, что вы посетили нас! — восклицал он по-французски, целуя протянутую руку. — У меня с самого утра было предчувствие, что сегодня случится что-нибудь хорошее! Но почему вы не хотите выйти из кареты?
— Входите сами и садитесь, — распорядилась Лиза, а Василиса сдвинула ящики с цветами, освобождая Теодору место напротив княгини.
Потом экономка вышла, якобы заинтересовавшись лошадиной подковой: не отвалится ли по дороге?
— Вы, наверное, догадываетесь, мсье Янкович, — ответила Лиза на том же языке, — что у меня к вам деликатное дело.
— Если можно, зовите меня Теодором, — попросил он. — Я весь в вашем распоряжении.
— Господин Жемчужников — тот, с которым дрался на дуэли мой муж, — ранен, вы это знаете. Приличия не позволяют мне самой осведомиться о его здоровье. Но так как я невольно стала виновницей случившегося прискорбного события, мне хотелось бы узнать, не нужно ли ему чего-то. Правда, с раненым Алексей… его брат, но он еще слишком молод, чтобы обеспечить Петру нормальный уход. Вы не могли бы взять на себя миссию человека, который позаботится о нем?
Она вынула из кармана приблизительно половину пачки денег, выданных ей Станиславом, и протянула Янковичу.
— Что вы, Елизавета Николаевна, как я могу взять деньги? Станислав говорил, что Жемчужниковы богаты. Думаю, мне надо будет лишь удостовериться, что за раненым устроен надлежащий уход.
— Большое спасибо! — горячо проговорила Лиза. — Прошу прощения за то, что обременяю вас своей просьбой…
— Что вы, я рад вам услужить… Елизавета Николаевна, вам очень идет этот мех. Станислав так долго выбирал. Я теперь понимаю почему — он точно угадал то, что пойдет вам больше всего.
И добавил, уже стоя у открытой дверцы кареты:
— Ваш муж очень вас любит!
Дверца кареты захлопнулась, и Лиза осталась одна в полном смятении. Что ей сказал Теодор? Что Станислав ее любит? Если это так, то она вовсе не разбирается в чувствах. Допустить такое… Неужели любовь всегда идет рука об руку с ненавистью? По крайней мере, до сих пор Лиза считала любовью совсем другие проявления чувств.
Лиза так задумалась, что не заметила, когда карета тронулась с места, и она не выглянула в окно, чтобы на прощание помахать Теодору…
Думая о его словах, она почему-то вспоминала самого Янковича. Его распахнутую на груди рубашку.
Прядь волос на вспотевшем от какой-то работы лбу.
Что он делал? Как будто запыхался, подойдя к ее карете… Не бежал же он, чтобы побыстрее увидеть ее!
Какая ерунда лезет ей в голову! Что делал, почему бежал, вспотевший лоб… Замужняя женщина, а думает о постороннем мужчине! Неужели она такая же ветреная, как ее мать?! От одной этой мысли ей стало страшно — походить на мать в ее эпатирующих общество поступках она хотела бы меньше всего.
Колеса кареты застучали по булыжной мостовой — карета въехала в город и через некоторое время остановилась. Лиза не тронулась с места, она считала, что Василисе виднее, когда княгине Поплавской можно будет показаться на людях.
Наконец дверца распахнулась, и какой-то человечек, маленький, черненький, необычайно проворный, с аккуратно причесанной головой, подал ей руку — ни один волосок не выбивался из его прически, хотя Лиза почувствовала на лице дуновение слабого ветерка.
— Вельможная пани, — тараторил он, — решила посетить наш скромный магазинчик, почтила своим присутствием, подобно ангелу небесному снизошла…
Человечек кланялся и бойко шпрехал по-немецки, вероятно, предупрежденный Василисой, что княгиня не говорит по-польски. Лиза подумала, что с завтрашнего дня она начнет изучать польский.
Как она поняла, ее встретил приказчик цветочного магазина, доходы от которого Василиса регулярно отдавала Станиславу.
Но что это он такое говорит? Пани Василиса спасла его от позора? Вот почему Лиза ехала в город среди ящиков с цветами!
Рядом с ним стояла Василиса и посмеивалась.
— Видите, ваше сиятельство, в нашем магазине чуть не случилось то, о чем я и говорила: товар у Вацлава заканчивается, вот он сидел и горевал, а то не иначе к святой Терезе возносил свои молитвы.
— То есть так. Тереза услышала. Послала ангела…
— Ангел — это вы, — улыбнулась Василиса и предложила:
— Посидим у Вацлава, выпьем по чашечке кофе. Он небось только карету увидел, сразу за пирожными послал. Знает, что я сладкоежка.
— Правда? — оживилась Лиза. — Я тоже!
Они оставили карету возле цветочного магазина.
Экономка рассказала ей, что всем ведал в магазине Вацлав, а по документам он принадлежал Василисе.
— Екатерина Гавриловна распорядилась, — призналась она. — Сказала, пусть тебе на память от меня хоть что-то останется.
— Но вы же сами говорили, что доходы от магазина идут на хозяйство замка!
— Так и есть. Мне-то деньги зачем? Моя жизнь — этот самый замок и есть.
В словах Василисы прозвучала такая грусть, что Лизе стало ее жалко.
— Не печальтесь, все у вас образуется, — сказала она.
Василиса смешно встряхнула головой:
— На вас одна надежда, Елизавета Николаевна, только на вас!
Потом они купили все, что было нужно: перчатки до локтя, веер и даже бальные туфельки, о которых Лиза прежде не думала.
