Светлана Берендеева - Княжна
– Катя, Катеринушка…
Пётр с силой тёр обеими ладонями лицо, словно сдирал с себя что-то.
Мария поспешила к нему с приготовленным лекарством, поднесла к губам. Он выпил, наконец разлепил веки.
– Ты что здесь? Почему нет никого? Спал я что ли?
Говоря это хриплым застоявшимся голосом, Пётр потянул к себе висевший в изголовье халат и двинулся к краю широченной кровати, явно собираясь встать.
– Захворали вы, государь, и сильно. Вставать вам нельзя сейчас.
Мария халат у него отобрала и самого уложила. Пётр послушно лёг, дал себя укутать.
– И впрямь, слабость какая-то во всех членах. Доннеля звали?
– Смотрел он вас, болезнь трактовал опасною. Ещё докторы званы, утром консилия будет.
– Консилия… А Катерина Алексевна где?
– Спит она, умаялась с вами.
– Так я это давно? Час-то который?
– Ночь поздняя, утро скоро. Вы весь день в беспамятстве были.
Пётр снова сел.
– Ну, Макарова тогда кликни.
– Да Господи! Угомону на вас нет. Лягте, а то опять хуже вам станет. И Алексей Василич спит, недавно лёг, тоже пособлял ходить за вами.
Таким вот успокаивающим и чуточку ворчливым приговором справлялась с царём Екатерина, и ей он обычно поддавался, обмякал. Но у Марии, видно, голос неподходящий был. Пётр не только не лёг, а подсобрался, подтянул под одеялом к груди длинные ноги.
– Кому говорю, зови Лексея, может, спешное что.
– Пётр Алексеич, я вам сейчас заместо доктора и по-докторски велю лежать. А Алексей Василич за день умаялся и лёг недавно. Нешто не жаль вам его? А новости я вам и сама скажу. Одна только новость – депеша из армии, без вас её читать господа министры не стали.
Пётр усмехнулся, надувшиеся было гневные желваки на щеках разгладились.
– Ох, Марья, худо ж придётся тому, кто тебя замуж возьмёт. Ладно, жалостливая, Макарова будить не хочешь – денщика за депешей пошли. А то, может, Шереметев уж с туркой бьётся, а я здесь бока пролёживаю.
– Денщика сейчас пошлю, они оба тут рядом на страже. Лекарство только вот выпейте.
– Опять лекарство, – Пётр капризно, как ребёнок, надул губы, но всё же протянутую чашку взял, начал пить. – Залечишь ты меня. А денщики-то что тут сторожат?
– То было Иоганна Юстиновича снадобье, а это моё, тут травы лесные, от них вреда не будет.
Мария приняла пустую чашку, опять в который раз укутала царя.
– А денщики тут Алексеем Василичем для охраны поставлены. Недавно паны взойти хотели, так потому.
– Паны? Что ж им от царя ночью надо?
– Да не от царя, они нас с Варей звали.
Пётр опять вскочил, захохотал.
– Ну-у! На цветник, значит, мой позарились! Ну и паны!
– Да лежите ж вы, ну прямо как дитя, право.
Мария рассердилась.
– Будете лежать? А то не пойду за депешей.
– Буду, буду, мать-командирша.
Пётр послушно лёг и, как маленький, подложил руки под щёку.
Денщики, конечно, спали и не сразу сообразили спросонья, что нужно. А когда Мария вернулась, Пётр, лёжа в той же позе, сладко посапывал. Он вдруг стал похож на уснувшего после целого дня игр и беготни мальчика. И Марии представилось, как, должно быть, сладко было царице Наталье Кирилловне сидеть возле его кроватки и глядеть на оттопыренные губки, румяные щёчки, размётанные во сне тёмные кудри…
Принесённую вскоре депешу она положила рядом с кроватью и продремала в кресле до самого прихода докторов. Вместе с Варенькой помогли царице в надлежащий вид себя привести, а потом Варенька, переменив платье, умчалась узнавать новости. Мария же блаженно вытянулась в постели и проспала до самого полудня. И дольше бы проспала, да не дали.
– Вставай, лежебока, а то весь день проспишь, – слышала Мария сквозь сладкую дрёму и чувствовала, что её ласково гладят по плечам и спине, и выгибалась под этими оглаживаниями, как в детстве.
Открыла глаза, а это Нина оказалась. Неожиданно добрая и ласковая. И красивая.
– Ну, вставай же, Маша. Я вчера приказала все укладки наши из возов перенести и разобрать. Мы, наверное, здесь долго пробудем, раз государь болен, так туалеты понадобятся. Дамы здесь в таких нарядах куртуазных… Нельзя нам отставать. Ну вставай же. Тебе уж ванну наливают, я распорядилась.
– М-м, – Мария с усилием села, облизала неподатливые губы.
– Не люблю днём спать – встаёшь, как избитая. А ванна это хорошо, а то у меня даже от рубахи пахнет. А уж подмышками – ф-фу!
– А ты знаешь, что мне вчера одна пани рассказала? Ты не поверишь! Во Франции при дворе завели моду, чтоб дамам все волосы на теле, ну все до одного, выщипывать. И во всей Европе эту моду уже переняли, так что теперь с волосами одни только мужички.
– То есть как? И на голове? И брови?
– Да ну, Маша, ты, видать, не проснулась. На голове, понятное дело, оставляют, тем более, что париков женских уж не носят. А все остальные волоски: и подмышками, ну и там… – долой.
– Как и там!? Ф-фу!
– Ничего не фу. Это серость наша, варварство. Волосы у человека уместны только в причёске. Вот и мужчины лицо бреют.
– Так то лицо.
– Всё одно, волосы есть варварство.
Нина разошлась, разрумянилась, видать, мысль сделать своё тело гладким, как у статуи, казалась ей очень заманчивой.
– Ну ладно, я мыться пойду. Рубашки чистые мои куда положили?
– Всё уже приготовлено в туалетной. Хочешь, я тебе платье выберу?
– Да я синее одену.
– Что ты, как можно, ты вчера в голубом была, это близко.
– Ну так коричневое.
Нина фыркнула.
– Тогда уж сразу монашеское лучше. Я сама подберу, иди.
Похоже, совсем грузинская княжна от конфузии с царём оправилась и готова к новым битвам, подумалось Марии.
Платье выбрала Нина розовое. Сама она тоже в розовом была, только потемнее.
– А это для Вареньки? – показала Мария на висевшее на распялке розовое.
– Да. Она сейчас должна придти переодеться к обеду. Вечно опаздывает, всё впопыхах.
Мария хихикнула:
– Мы нынче как три розочки будем.
Нина оторвалась от зеркала.
– Но это же красиво! Посмотри, хорошо на этом месте? – показала она на большую пунцовую розу на своём корсаже.
– Ой, чудесно! Где ты взяла?
– В оранжерее. Тут такая оранжерея! Мне садовник сам выбрал. И вот, смотри, видишь, стебелёк в стекляшечку маленькую засунут, там специальная вода, чтоб не завяла долго. Ах, в каждой малости – Европа!
– Почему Европа в малости? – Варенька возникла в дверях. – Вы уже готовы? Ну я быстро… Ой, дивно! Нина, где ты взяла? В оранжерее? А можно?
И Варенька вихрем умчалась.
– Ну вот, – заворчала Нина, – опять ждать её.
Но долго ворчать ей не пришлось. Варенька мигом явилась с двумя такими же розами – себе и Марии – и мигом переменила платье. В шесть рук они быстренько всё завязали и застегнули. Так что девы не только не опоздали, но и раньше всех явились.
