Жюльетта Бенцони - Констанция. Книга третья
— Когда я могу навестить вашего агента, маркиз?
— Когда угодно, дело терпит. Найдете время и заходите.
Дольше удерживать маркиза было уже неприлично, и Анри спустился проводить его. Он стоял на крыльце под проливным дождем, не разрешая Жаку прикрыть себя зонтом. Ведь Мадлен даже не подумала набросить на голову капюшон, и Анри хотелось испытать то же, что испытывает сейчас эта смелая женщина.
Мадам Ламартин, заметив маркиза Лагранжа, отступила в тень арки так, чтобы нельзя было рассмотреть ее лица.
Наконец, экипаж маркиза отъехал, и Анри остался стоять на крыльце рядом с Жаком. Мадлен сделала шаг из темноты в тусклый свет фонаря. Ее глаза вспыхнули, отразив в себе язычки пламени.
Она смотрела прямо на виконта Лабрюйера и тот не мог отделаться от ощущения, что это не женщина, а хищный зверь смотрит на него, изготовившись к прыжку.
— Что будем делать, хозяин? — спросил Жак. Анри остановил его взмахом руки.
— Подожди.
Мадлен не двигалась с места и если бы Анри не видел ее еще при свете дня, он мог бы поклясться — перед ним призрак, а не сама мадам Ламартин. Дождевые капли бежали по лицу женщины, и Анри казалось, это слезы. А может Мадлен и плакала, на дожде не разберешь.
«Я же говорил ей, что нашим отношениям конец, что мы никогда больше не встретимся». Но жалость поднималась со дна души Анри, да и чувство вины давало себя знать. Он был виноват перед всеми — перед Констанцией, перед маркизом Лагранжем, перед Мадлен, перед Колеттой. И виконт Лабрюйер чувствовал, если он хоть частично не искупит свою вину, ему не будет покоя.
Он крепко сжал зубы. У него не было привычки поступаться своими принципами. Но взгляд Мадлен молил: дай только знак, и я брошусь тебе навстречу!
Анри опустил голову.
— Что будем делать, хозяин? — прохрипел из влажной темноты Жак. — Мадам Ламартин совсем замерзнет…
— Да знаю и без тебя, — зло прошептал Анри.
— Может, я принесу ей горячего вина, хозяин?
— Нет, ты позовешь ее.
— Пригласить в дом?
— Да.
Сказав это, Анри вошел в дом и зло хлопнул дверью. А Жак, радуясь такому решению хозяина, бросился под дождь к мадам Ламартин.
— Прошу вас, мадам, виконт приглашает вас войти. Он просит прощения, что не мог раньше принять вас, — уже от себя врал Жак, глядя на дрожащие плечи озябшей под проливным дождем женщины.
Ни слова не говоря, Мадлен двинулась к дому. Жаку казалось, что она идет слишком уж медленно, что она не торопится попасть в тепло, укрыться от холодных дождевых капель.
Он вбежал на крыльцо и распахнул перед мадам Ламартин дверь.
— Входите, входите, мадам.
— Спасибо, Жак.
И слуга даже не успел подбежать к гостье, как отяжелевший от влаги плащ упал на пол.
В глубине передней стоял Анри. Он замер, увидев измученную ожиданием женщину. Виконт Лабрюйер никогда не был злым, лишенным сострадания человеком. Он прекрасно понимал, какие страдания причиняет женщине, но имел право поступать подобным образом, ведь всегда он предупреждал их, что его любовь недолговечна и никогда до этого сердце Анри не сжималось от боли при виде женщины, пытавшейся вернуть прежнюю любовь.
Виконт вспомнил, каких усилий ему стоило склонить Мадлен на свою сторону, заставить ее забыть своего мужа.
Губы Мадлен Ламартин дрогнули и Анри подумал:«Лишь бы она не заплакала!»
Но это была улыбка.
— Ты позвал меня!
— Я говорил тебе, чтобы ты не приходила, — произнес как можно более строго Анри, но все равно сквозь его строгость в голосе сквозили нотки нежности.
— Я не могла оставаться дома, поверь мне, Анри. Ты ушел, оставив мне письмо, что мне оставалось делать?
— Зачем ты пришла? — уже тверже спросил Анри.
— Ты не любишь меня больше?
— Я тебя любил, Мадлен.
— А теперь?
— Если ты так каждый день будешь стоять у меня под окнами, я возненавижу тебя.
— Но почему, Анри, почему ты не любишь меня больше?
— Я не хочу лжи. Все обманывают — жены мужей, мужья жен, а любовники обманывают своих любовниц. Я хочу остаться честным, я не люблю тебя больше, Мадлен.
— Этого не может быть, Анри!
— Ну посмотри мне в глаза, если ты там заметишь хоть капельку нежности — я проиграл.
Мадлен медленно подошла к Анри и положила ему руки на плечи. Нет, она не бросилась к нему, а подошла спокойно, с достоинством. Их взгляды встретились.
Анри старался не моргать. На него смотрели полные страдания глаза женщины. Мадлен вглядывалась в Анри, пытаясь разобраться в его чувствах.
Не выдержав, Анри Лабрюйер отвел взгляд и ничего не говоря, обнял Мадлен.
Жак стыдливо отвел глаза в сторону и до его слуха донесся лишь звук поцелуя и шорох одежд. Когда он рискнул все-таки взглянуть, то увидел, как Анри, подхватив на руки Мадлен, поднимается с ней на второй этаж.
«Боже, дай счастье этой женщине»— сказал, расчувствовавшись, Жак.
— Я хочу, чтобы все повторилось вновь, — шептала Мадлен.
— Молчи.
— Скажи, что ты любишь меня.
Анри молча кивал.
Вся одежда мадам Ламартин была насквозь мокрая.
— Неужели тебя не трогает мой жалкий вид? — спрашивала женщина, не открывая глаз.
— Я не могу отказать тебе, Мадлен, не потому, что люблю…
— Нет, ты скажи: я люблю тебя, люблю… — повторяла Мадлен, все крепче и крепче обнимая Анри. Тот дошел до двери спальни и плечом открыл ее.
— Ты любишь меня?
— Я не хочу говорить об этом, Мадлен.
— Нет, ты должен сказать.
— Хватит того, что я уже впустил тебя. Неужели ты хочешь лжи?
— Но любовь, Анри, не может быть ложью.
— Я люблю тебя, — избегая смотреть в глаза женщине, произнес виконт Лабрюйер.
— Ты не хочешь? — горько усмехнулась она. Что-то во взгляде Мадлен не устраивало Анри, какой-то скрытый смысл таился и в ее улыбке, холодной и обворожительной одновременно.
Мадлен соскользнула с рук Анри и крепко обняла его.
— Люби меня, люби, дорогой. Она целовала виконта в глаза, в лоб, в губы. А тот, не в силах сдержаться, стал отвечать на ее поцелуи.
— Ты просто никогда не пробовал возвращаться, Анри, в этом тоже есть своя прелесть.
— В этом ничего нет хорошего, Мадлен.
— Но ведь ты сейчас счастлив?
— Не знаю.
— Конечно же, Анри, о счастье догадываешься только тогда, когда оно уходит. Это как воздух, им живешь.
— Зря ты пришла, Мадлен.
— Я не пришла, — улыбнулась женщина, — я выстояла свое счастье под дождем, в темноте, глядя на освещенное окно. Я видела, как ты смотрел на улицу и наверное, думал обо мне. Скажи, Анри, что ты тогда подумал?
— Я рассердился на тебя, Мадлен.
— Но разве можно, Анри, сердиться на любовь? Ведь это она привела меня под окна твоего дома, она заставила бросить все, что у меня было и идти сюда.
