Кэтрин Коултер - Наследство Валентины
– Что вы хотите сказать этим? Почему не считаете себя хозяином своей жизни? У вас есть Кендлторп и Марафон. Чего вам еще желать? У вас, вероятно, и в Англии есть кто-то вроде Конни Максуэлл! Это правда, не так ли, Джеймс? Как ее зовут? И перестаньте качать головой – я ни за что вам не поверю. Моя мать часто твердит, что мужчины никогда не удовлетворяются одной женщиной и вечно гоняются за новыми, должно быть, потому, что так непостоянны по природе. О чем вы толкуете, Джеймс?
– В этом платье ты должна быть немного более похожей на прежнюю Джесси, но ничего подобного я не замечаю.
– Это потому, что платье сшито по мне – – не слишком короткое и не висит мешком на груди.
– Цвет тебе идет. Никогда не думал, что ты будешь выглядеть прилично в сером! Кажешься такой скромницей. Что же касается этих «ручейков» у тебя на голове...
– Вы говорили с Мэгги.
– Да, и она утверждает, что это не локончики, а «ручейки».
– И что насчет них?
В это мгновение Джеймс понял: она боится, что он начнет издеваться над «ручейками», назовет их уродливыми или, хуже того, смешными. Его так и подмывало сделать именно это. Сказать, что она уродлива и неуклюжа, что он не желает жениться на ней и лучше бы ему никогда ее не видеть. Потому что, не повстречай он ее шесть лет назад на ипподроме в Уэймуте, где проклятая девчонка шутя обогнала его в третьем заезде, Джесси никогда не оказалась бы на этом дурацком дереве, откуда свалилась на него и тем самым навеки себя погубила. И не сидела бы сейчас в Англии.
Но вместо этого Джеймс выдавил из себя:
– Они просто очаровательны. Но думаю, когда ты поскачешь, ветер будет бросать их тебе в лицо. Придется быть поосторожнее.
– Вам они действительно нравятся, Джеймс?
В ее голосе прозвучало столько невысказанной надежды, что Джеймс невольно стиснул Чарльза, отчего тот послушно срыгнул. Джеймс погладил малыша по спинке. Чарльз снова срыгнул.
– Дачесс только что его покормила, – пояснила Джесси. – Вы так хорошо с ним управляетесь.
– Я люблю детей. Не хотела бы ты отправиться со мной на прогулку в розарий?
Они оставили Чарльза мирно спящим в колыбели и вышли в сад. По небу плыли темные тучи, предгрозовой воздух был тяжелым и душным.
– Дождь все скоро вымоет, – нарушил молчание Джеймс, не зная, что сказать.
Джесси шла рядом, опустив голову, упорно разглядывая носки туфель.
– Чем скорее он пойдет, тем лучше, – добавил Джеймс хмуро.
Джесси наконец соизволила взглянуть на него:
– Что вам нужно, Джеймс?
– Разве Спирс, Баджер, Мэгги и Самсон тебе не сказали?
– Нет, просто как-то поймали меня на кухне и начали задавать вопросы, пока у меня глаза на лоб не полезли.
– Это их любимое занятие. Они достигли в этом настоящих высот. И, дьявол бы их унес, они обычно оказываются правы. Даже если руки чешутся их пристрелить, все равно получается, что ты сидишь один, мучаешься угрызениями совести и не можешь уснуть, потому что они никогда не ошибаются.
– Они о чем-то говорили с вами?
Джеймс решил, что ей ни к чему знать, по какой причине вся компания внезапно собралась в гостиной Кендлторпа, оставив Чейз-парк, и буквально приперла его к стенке. Джесси будет больно обнаружить, что ее кому-то навязывают, силой тащат жениха к алтарю.
– Они всегда пытаются наставлять меня, – раздраженно сообщил он. – Последние семь лет делают все, чтобы усовершенствовать мою натуру.
– И это им удалось?
– Не уверен, но в некоторых отношениях они преуспели.
– У Дачесс изумительные розы.
– Да, все, к чему она прикасается, становится идеальным, если не считать Маркуса. Но Дачесс с этим смирилась и даже утверждает, что любит его именно таким, противным и отвратительным. Считает, что, пока Маркус остается самим собой, это не позволяет ее мозгам заржаветь и лишь оттачивает сообразительность.
– Почему они так добры ко мне, Джеймс?
Джеймс поднял голову, чтобы определить, скоро ли пойдет дождь, и без обиняков пояснил:
– Потому что любят меня и тебя и уверены, что мы поженимся.
Ну вот, наконец-то главное сказано. И Джеймс ринулся вперед очертя голову:
– Ты выйдешь за меня, Джесси?
И облегченно вздохнул. Дело сделано. Остается ждать ответа. Но результат превзошел его ожидания. Джесси дернулась, как от удара. Потрясенно моргнула, словно пробуждаясь от сна. Затем повернулась и ушла... нет, прошагала фута три, и вдруг подобрала подол скромного серого платья и ринулась прочь, совсем как прежняя Джесси, которую не мог обогнать ни один мальчишка. Белые нижние юбки путались в ногах, затянутых в прелестные белые чулочки. А туфельки! Красивее трудно себе представить. Джеймс привык видеть на ней лишь сапоги, уродливые, крепкие, грубые сапоги.
– Джесси, да подожди же!
Он помчался следом. Низко нависшая ветка вяза ударила его по лицу. Джеймс громко выругался, но не замедлил бега и настиг Джесси у маленького озера. Она прислонилась к дереву и, тяжело дыша, обняла ствол.
– Джесси, – повторил он, переведя дыхание, – что за дурацкие выходки? Ты исцарапаешь щеки, если эудешь прислоняться к коре.
Она не шевельнулась, только, кажется, теснее прижалась к чертову дереву.
– Ты не хочешь стать моей женой, Джесси? В этом все дело?
Девушка по-прежнему молчала. Джеймс почувствовал, как в нем вспыхивает и разливается раздражение.
– Почему, будь ты проклята? Я знаю тебя с тех пор, когда ты была еще подростком! Тогда ты походила на длинноногого неуклюжего мальчишку... если бы не эти непокорные рыжие лохмы, вечно выбивающиеся из-под уродских шляп, которые ты норовила нахлобучить на самый нос. Я знаю тебя так хорошо, что сразу могу определить, когда ты лжешь. Правда, ты совершенно не умеешь этого делать. Знаю, что у тебя совсем нет грудей, по крайней мере я так думал, но, увидев тебя в этом шлюшном бальном наряде, переменил мнение. Ты можешь растереть коня и убрать стойло почти так же быстро, как Ослоу, и разбираешься в лошадях не хуже меня. И великолепная наездница, хотя я могу кое-чему тебя поучить.
– За последние шесть лет я много раз приходила первой, Джеймс.
– А, вот это немного вывело тебя из равновесия, верно? Ты даже соизволила повернуться и посмотреть на меня. Ну что, какой ответ ты мне дашь?
– Вы хотите жениться на мне, потому что знаете, когда я говорю неправду?
– Есть и другие причины. Могу перечислить. Мы прекрасно поладим. У нас одни и те же цели – мы хотим участвовать в скачках, иметь собственные племенные фермы, а выйдя за меня замуж, ты станешь совладелицей Марафона и Кендлторпа.
– Все эти причины ничего не стоят, Джеймс, – процедила она, снова отворачиваясь. – Уходите. Мне больше нечего вам сказать. Вы не опозорили меня. И не несете ответственности за мою репутацию. Я уже объяснила, чего жду от будущего. У меня будут свои конюшни и конный завод. И я добьюсь успеха.
