Тереза Медейрос - Поцелуй пирата
Люси прислонилась лбом к холодному стеклу, чтобы остудить разгоряченную голову. Видно, капитан Рок просто украл ее душу. А теперь она, кажется, готова добровольно отдать свое сердце Морису Клермонту. Она чувствует, как оно замирает, словно перед прыжком в пропасть.
* * *Холодный рассвет одного из дней поздней осени застал Люси прижавшейся к могучему дубу. Она плотнее закуталась в длинный шерстяной плащ. Ледяной ветер пробирал ее до самых костей.
После нескольких тревожных бессонных ночей она пришла к выводу, что с таким человеком, как Клермонт, бесполезно играть в прятки, все равно он видит ее насквозь. Сегодня она решила спокойно и трезво, как подобает взрослым людям, обсудить с ним то неловкое положение, в котором они оказались.
С лужайки, запорошенной снегом, донесся звук чьих-то шагов. Люси испуганно вжалась в грубую кору толстого ствола, затрепетав от волнения. Мимо нее проплыло в воздухе колечко пахучего сигарного дыма. Значит, он уже здесь.
Собравшись с духом, Люси расправила складки плаща и выступила из-за дерева.
Морис резко остановился, однако на его лице отразилось только легкое удивление, как будто он предчувствовал неизбежность этой встречи и в то же время надеялся ее избежать.
Люси растерянно смотрела на него, чувствуя, что ее сердце бьется где-то у самого горла. На Клермонте было распахнутое пальто, под которым виднелась расстегнутая рубашка. Сигара дымила в уголке его рта. Взъерошенные каштановые волосы придавали ему мальчишески задорный вид, хотя усталый взгляд выразительных глаз и язвительная складка возле губ говорили о зрелом жизненном опыте.
Не вынимая сигары изо рта, он засунул руки в карманы брюк и насмешливо смотрел на Люси из-под сдвинутых бровей.
Она нерешительно вздохнула.
– Я люблю вас! – раздалось в тишине ее признание.
Морису показалось, что его оглушили. Он пришел в себя через несколько секунд и стал лихорадочно размышлять, как выйти из положения, продолжая сохранять внешнее бесстрастие под умоляющим взглядом Люси. Он не смел заговорить, опасаясь выдать, как сильно желает ее. Но что он может дать ей? Он не в состоянии даже освободить ее от жестокой тирании отца. Если он сейчас осмелится ответить на ее страстный призыв, для Люси это будет означать только краткий миг чувственного восторга, за которым неизбежно последует череда нескончаемо унылых дней. А потом она всю жизнь будет горько сожалеть о своем порыве и проклинать его безответственность.
«Нет, этого не будет!» – жестоко сказал себе Морис и, выхватив сигару изо рта, швырнул на траву. Затем, так и не промолвив ни слова, он повернулся и решительно зашагал назад к сторожке.
– Зачем я это сказала? – растерянно прошептала Люси, глядя ему вслед.
Уничтоженная молчаливым презрением Клермонта, она прислонилась щекой к морщинистому стволу дуба, как будто черпая поддержку в его испытанной стойкости. Горячие слезы обожгли ей глаза, и она не заметила силуэта отца в окне третьего этажа.
* * *Адмирал отнял от глаз подзорную трубу, когда в его личную гостиную вошел Смит, с искусством профессионального жонглера неся в одной руке поднос с завтраком, а в другой – пачку свежих газет.
– Черт побери! – загремел адмирал. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не входил без стука!
– Простите, сэр. У меня были заняты обе руки.
– Скоро тебе придется заняться поиском нового места, если ты еще раз посмеешь так бесцеремонно сюда ворваться.
Смит расставлял принесенные тарелки в то время, как адмирал продолжал свое бессовестное подглядывание за дочерью. Суетясь вокруг стола, Смит бросил быстрый взгляд в соседнее окно и увидел Люси, с опущенной головой бредущую по лужайке к дому. Он озабоченно нахмурился.
– Эта чертова девчонка доведет меня до погибели, чего не удалось сделать ее матери, – прошипел адмирал, опуская трубу. – Лучше бы я никогда не нанимал этого парня. Хотя, надо сказать, Клермонт сделан из достаточно прочного материала и, может, сумеет устоять перед всеми этими женскими штучками.
– Я нахожу мистера Клермонта весьма исполнительным и дисциплинированным, сэр. Позволю себе заметить, я никогда не замечал в его поведении с мисс Сноу ничего предосудительного, – медленно проговорил Смит, молясь в душе, чтобы ему не пришлось пожалеть о своем заступничестве.
– Возможно. Но полагаю, что твои представления о приличиях отличаются от моих, не так ли?
Адмирал грузно опустился в кресло. Затем снял серебряную крышку с горячего блюда, отгоняя пар от аппетитной яичницы с ветчиной. Каждое утро он позволял себе полакомиться в одиночестве, прежде чем присоединиться к Люси в столовой, где его ожидали сухие тосты и чай. Он сделал нетерпеливый жест рукой в сторону старательно разложенных газет.
– Есть что-нибудь о Роке?
– Абсолютно ничего, сэр. Вероятно, он наконец понял, что бесполезно тягаться с человеком, известным своим искусством мореплавателя и храбростью в открытой схватке.
К счастью для дворецкого, самовлюбленность его хозяина помешала ему услышать нотку сарказма. Адмирал подцепил вилкой кусочек ветчины.
– Попадись он мне, я раздавил бы этого подлого червяка одним ударом сапога! – Он замолчал, тщательно пережевывая еду. – Люси сегодня выезжает?
– Да, сэр, вечером. На зимний маскарад в доме Хауэллов.
– Отлично! – Люсьен Сноу с удовольствием положил в рот новый лакомый кусочек. – Проследи, чтобы мой мундир был тщательно выглажен. Я съезжу туда только на начало, а затем отправлюсь по своим делам.
– Слушаю, сэр, я проверю. – Смит собрался выйти.
– Да, Смит!
– Сэр?
– Завтра утром до девяти свяжитесь с мистером Бенсоном относительно замены мистера Клермонта. Он мне не нравится.
Дворецкий старался сохранять полное бесстрастие.
– Какую причину мне следует назвать мистеру Клермонту, чтобы объяснить его увольнение, сэр?
Адмирал раздраженно взмахнул вилкой, разбрасывая кусочки яйца по столу.
– Да просто скажите, что мы высоко ценим его услуги и с удовольствием представим ему соответствующие рекомендации, ну и все такое.
– Да, сэр.
Смит отдал честь и щелкнул каблуками, в глубине души поражаясь тому, что такой искушенный в военном деле человек, как Люсьен Сноу, склонен недооценивать своего противника.
* * *Ежегодный зимний костюмированный бал у Хауэллов уже стал традицией. Больше десяти лет назад его придумала леди Хауэлл, чтобы как-то скрасить длинные тоскливые месяцы, когда городские увеселительные парки закрыты, а большинство семей высшего общества Лондона разъезжаются по своим уютным загородным поместьям. Для тех, кто оставался в городе, эти маскарады были едва ли не более долгожданным праздником, чем Рождество.
