Жюльетта Бенцони - Звезда для Наполеона
– Кое-что наводит меня на мысль, что ты более достойна подозрений, моя девочка! Раз уж приходится коротать ночь вместе, надо это использовать. И раз и навсегда объясниться!
Преимущество такого вступления оказалось в том, что оно обескуражило Гвен. Коварство и недоверчивость как тень омрачили ее хорошенькое личико.
– Объясниться? Это еще чего?
– Относительно твоего поведения. Мне кажется, тут есть о чем поговорить. Итак, ты сообщаешь, что отныне Морван подозревает меня. А почему? Потому что Жан Ледрю убежал? В таком случае его подозрения напрасны, я к этому непричастна. Чего нельзя сказать о тебе.
– Это же почему, позволь тебя спросить?
– Потому что ты выпустила его! Ты!
Только что Марианна совершенно не была уверена в этом. Но теперь, когда она четко произнесла эти слова и вслушалась в их звучание, она с удивлением обнаружила, что никогда в этом не сомневалась… И действительно, растерянность, проступившая во всем облике Гвен, была уже признанием. Тогда, не давая ей опомниться, девушка добавила:
– Отрицать бесполезно, я все знаю.
– Откуда ты знаешь? – спросила та, сдавая позиции.
– Это мое дело. Я все знаю, и с тебя этого достаточно. Но чего я не знаю, это почему ты это сделала? С удовольствием выслушаю твое признание.
Злобная улыбка искривила губы бретонки.
– Поди спроси у Морвана! Я тебе ничего не скажу.
– Спросить у Морвана? Возможно, это не такая уж и плохая идея. А вот рассудить нас он сможет. Я ему скажу…
– Что ты такой же агент принцев, как и я! Он уже начал сомневаться, и я убеждена, что он будет рад узнать точно… И завтра у рыбок в бухте будет шикарный ужин!
Марианна и глазом не моргнула. Она даже позволила себе такую роскошь, как улыбка.
– Почему бы и нет? Мне нечего терять, когда уже все потеряно. Со своей стороны я сообщу ему, что ты выпустила его пленника, одного из моряков того Сюркуфа, которого он так ненавидит… и вполне возможно, что у рыбок в бухте будет ужин из двух блюд. Жаль, что ты не видела его на скале, когда пленник, уплывая, поплевывал в его сторону!
Даже не глянув, какое впечатление произвели на Гвен ее слова, Марианна подошла к камину, взяла щипцы и помешала еще красные угли. Затем подбросила в огонь свежие поленья, терпеливо ожидая, пока Гвен решится нарушить воцарившуюся тишину.
– Что ты хочешь знать? – пробормотала наконец угрюмо Гвен.
– Я уже говорила: почему ты выпустила Жана?
– Потому что он был тебе нужен! Я видела, когда ты пошла к нему, и следовала за тобой. И слышала, о чем вы говорили… почти все!
– И тогда? – спросила Марианна бесстрастно.
– И тогда я поняла, что без него тебе крышка, что тебе нужно, чтобы он врал для тебя. После твоего ухода я пошла к нему. Он спал, и я с трудом разбудила его. Но, проснувшись, он слушал меня с большим вниманием.
– И ты сказала?..
– Что ты все ему наплела. Что ты в самом деле английская шпионка, посланная в Сэн-Мало, где, представившись невинной жертвой, должна была бы с его помощью проникнуть к Сюркуфу. Его дурацкое великодушие известно. Чтобы соблазнить его и добиться того, чтобы его корабли оставили в покое англичан. Ты достаточно смазлива, чтобы сделать это, а король корсаров хоть и немолод, но еще способен оценить красоту.
– И он поверил тебе? – вскричала Марианна, уязвленная воспоминанием о том, что она отдала бретонцу, чтобы привязать к себе.
– Без колебаний! Твою историю с дуэлью было немного трудней переварить! И затем он и сам мог убедиться, что ты не отступишь ни перед чем, чтобы прибрать к рукам мужчину. Наконец, мы оба бретонцы. Земляки поддерживают друг друга. Так что трудностей у меня не было. И в твоем рассказе было слишком много чудных вещей. Мне только повезло, когда я совершенно случайно подтвердила, что вы шли как раз в Сэн-Мало и не думали, что вас шарахнет о наши скалы.
Марианне с трудом удалось скрыть охвативший ее гнев. Все, что она делала, обернулось против нее. Эта девица и бретонец посмеялись над нею! Так вот как можно полагаться на слово мужчины! Едва освободившись из ее объятий, Жан поверил всему, что наговорила ему другая, только потому, что они земляки. Или Гвен наградила его тем же, чем и она?.. Но Марианна делала большие успехи в искусстве самообладания. Она ограничилась тем, что пожала плечами и окинула противницу презрительным взглядом.
– Поздравляю! Ты искусней, чем я могла предположить. Теперь скажи мне: чем я тебе не угодила, что ты так стараешься меня погубить? Правда, я невольно позаимствовала у тебя платье. Но же такая мелочь!
– А Морван? Морван, который только и пялит на тебя глаза! А меня, значит, побоку? – В голосе Гвен смешались ярость и страх. – Думаешь, я стерплю, что ты займешь мое место?
– Твое место? Есть чему позавидовать: любовница… бандита с большой дороги, берегового пирата, который обязательно закончит свою жизнь на конце веревки! Тебе проще было бы помочь мне бежать.
– Ну, это еще бабушка надвое сказала! Только мертвые никому не мешают! Вот почему я буду караулить тебя, пока тебя не разоблачат и пока…
– На здоровье! – утомленно вздохнула Марианна. – Карауль, если это так важно для тебя, только дай мне поспать. Я ложусь…
Она поняла, что от этой ограниченной особы ничего не добьешься. Гвен, с ее первобытным инстинктом, знала только одно средство устранить то, что ей мешало, – смерть. Она заставила бежать Жана Ледрю, чтобы лишить Марианну всякой помощи, а теперь с кошачьим терпением ждала прибытия таинственного посланца, который, по ее мнению, разоблачит и подпишет смертный приговор ее сопернице. Дальнейшая дискуссия была бессмысленна. Гораздо лучше будет собрать хоть немного сил на завтра.
В большом зале продолжалась панихида. Траурное пение, медленное и мрачное, проникло сквозь толстые стены и достигло Марианны. Плохо спевшиеся голоса казались стонами неприкаянных душ, которые, согласно бретонским легендам, появляются по ночам и носятся по дорогам, упрекая живущих в самодовольном эгоизме. По ее телу пробежала невольная дрожь. Но она усилием воли стряхнула неприятное ощущение. Завтра в это время она надеялась быть далеко от этих мест.
Когда похоронная процессия вышла из замка, погода была ужасная. Бешеный ветер стелил кустарник по земле, а дождь превратил дороги в трясину. Свинцово-серое небо опустилось так низко, что казалось, давит на головы присутствующих. По обычаю, тело покойного должны были отвезти до кладбища на тележке, но из-за погоды пришлось от этого отказаться. Четверо крепких мужчин понесли гроб на плечах, по возможности укрываясь от дождя под свежеоструганными досками. Впереди на лошади ехал, напевая псалмы, приходский священник. Домочадцы, друзья и соседи следовали кто как мог, сгибая спины, чтобы противостоять ветру, который дул безостановочно, донося слабые звуки похоронного колокола. Только один портной, склонившийся над своей работой, остался дома. Его действительно не считали человеком.
