Лесия Корнуолл - Цена обольщения
Эвелин ничего не поняла. Как можно называть грехом столь божественное действо? Но она не стала задумываться. Пальцы Сэма вновь пришли в движение. Они дразнили, уговаривали, подталкивали к действию. Эвелин со стоном подалась вперед, моля о большем.
Наступившая вскоре развязка удивила и ошеломила ее. Она, конечно, и раньше слышала о подобном. Ведь она была замужней женщиной, да к тому же имела очень опытную и болтливую сестру. Только вот Эвелин и представить себе не могла, что большего наслаждения, чем это, нет на земле.
Сэм слегка приподнял Эвелин и со стоном вошел в нее, вырвав из горла очередной крик. Он был таким горячим, таким сильным и восхитительным. Эвелин нетерпеливо заерзала, желая продолжения, и Сэм повиновался, подавшись вперед с удовлетворенным рычанием.
Эвелин почувствовала, как на нее надвигается новая волна наслаждения, и начала приподниматься в унисон с движениями Сэма. Она не хотела, чтобы это заканчивалось, не хотела останавливаться. Эвелин громко вскрикнула, ощутив, как очередная жаркая волна окатила ее с головы до ног. Она почувствовала, как Сэм вошел в нее в последний раз, а потом со стоном выгнулся, приближаясь к развязке.
Эвелин упала ему на грудь и прижалась всем телом. Сэм откинул с ее лица влажные волосы и погладил по спине. Эвелин слышала, как бьется его сердце, и улыбнулась. Сэм заставлял ее чувствовать себя защищенной, заставлял испытывать чувства и эмоции, о существовании которых она даже не подозревала.
Эвелин хрипло запротестовала, когда Сэм попытался приподнять ее со своей груди. Он соскользнул с кровати, и Эвелин нахмурилась. Ее кожа сразу же остыла в том месте, где ее касалось тело Сэма. Она вспомнила о том, что он все еще не до конца раздет, когда Сэм стянул с себя бриджи и отбросил их в сторону.
Он стоял перед Эвелин полностью обнаженный, и его кожа отливала золотом в трепещущем свете свечи. Он был величественнее, чем древние итальянские статуи, красивее и желаннее мужчин, изображенных в книгах Филиппа.
— О… — выдохнула она. — О Боже!
Под ее взглядом плоть Сэма вновь затвердела и восстала. Эвелин протянула руку, чтобы поласкать его, и Сэм судорожно втянул носом воздух. Следуя порыву, Эвелин наклонилась и поцеловала самый кончик. Мускусный аромат мужского тела дразнил ее ноздри и сводил с ума. Эвелин посмотрела на своего лакея и увидела, как потемнели от желания его глаза. По ее телу пробежала дрожь, и она улыбнулась, чувствуя себя распутной и могущественной — богиней рядом со своим богом. Эвелин откинулась на подушки, раскрыла объятия, и Сэм не замедлил в них очутиться.
Эвелин заглянула в его глаза, когда он мучительно медленно вошел в нее. Она обхватила ногами бедра Сэма и закрыла глаза.
Если это и грех, то она готова грешить вечно.
Глава 23
Люси Фрейн нервно расхаживала по своей спальне. Она приказала задернуть шторы и запереть двери, но все равно не чувствовала себя в безопасности.
Филипп Реншо следил за ней.
Люси получила его сообщение — отвратительное, пугающее, доставленное незнакомцем прямо к ее двери и испуганно нашептанное на ухо дворецким. Услышав его, она в ужасе уронила чашку с чаем. Вернее, швырнула через всю комнату, преисполненная ярости и страха.
Дворецкий просто спокойно отошел в сторону, ибо давно привык к вспышкам гнева со стороны Фрейнов и уже не убегал в ужасе. Он приказал служанке собрать осколки и налил своей госпоже бренди, чтобы та немного успокоилась.
Люси залпом осушила протянутый ей бокал и удалилась в свою спальню. Сквозь щель в занавесях она внимательно осмотрела улицу перед домом в поисках Филиппа Реншо, но, конечно, никого не увидела. Он просто возник на мгновение, подобно исчадию ада, чтобы забрать ее душу. Люси задрожала и отпрянула от окна.
Она не хотела признаваться себе в том, что сама во всем виновата. Ее кратковременную интрижку с Филиппом Реншо породило уязвленное самолюбие. Фрейн заявил, что любой мужчина с радостью примет в свою постель такую красавицу, как Эвелин.
Люси же расценила слова мужа как обиду и вызов.
Младшая сестра напоминала ей кусок холодного непрожаренного бекона, в то время как Филипп имел репутацию горячего, шипящего на сковороде бифштекса.
Люси думала, что соблазнить Филиппа будет несложно. На протяжении многих лет она пыталась превзойти Фрейна по количеству любовников и теперь надеялась, что столь дерзкий поступок ошеломит ее распутного супруга. Кроме того, ей было интересно поближе познакомиться с мужем сестры. Любовницы Филиппа были одна красивее другой. В своих загородных поместьях он устраивал скандальные вечеринки, и женщины выстраивались в очередь, чтобы оказаться в его постели. Наверняка такой человек обладал чем-то особенным. Только Эвелин не питала страсти к Филиппу Реншо.
Люси закрыла глаза, ощутив, как к щекам прилила краска. Такое случалось с ней крайне редко. Только румянец этот вызвало не удивление и не приятное воспоминание, а жгучее чувство стыда.
Единственной привлекательной чертой Филиппа Реншо оказалось его внушительное состояние. Он дарил своим любовницам щедрые подарки, дабы как-то компенсировать то обстоятельство, что в постели он вел себя как самовлюбленное животное.
Люси уже жалела, что приняла от него великолепный изумрудный браслет, но его стоимость превышала ее годовое содержание.
Ей необходимо отыскать Филиппа, чтобы вернуть ему браслет и потребовать назад свой медальон. Только он связывал их, только он служил доказательством того, что Люси была когда-то для Филиппа не просто свояченицей. Ее желудок болезненно сжался. Что бы сказала Эвелин, если бы узнала об этой связи?
Краска вновь обожгла лицо Люси при мысли о том, что она должна признаться во всем сестре, но иного выбора у нее не было. Ей необходима помощь Эвелин. Она заставит ее рассказать, где прячется Филипп. Ведь это вопрос жизни и смерти. А еще спасения и скандала.
Люси позвонила в колокольчик, а затем распахнула дверцы шкафа. К тому времени как в спальне появилась служанка, Люси выбрала три наименее вызывающих желтых платья и бросила их на кровать, опасаясь, что ни одно из них не окажется достаточно скромным.
— Ступай вниз и вели подать экипаж. Потом возвращайся и одень меня.
Люси затолкала браслет за корсаж, и камни обожгли холодом кожу грудей. Совсем как пальцы Филиппа.
Одному Богу известно, что расскажет о ней властям Филипп, если они отыщут его раньше, чем она. Как же она сглупила, решив, будто его невнятное бормотание играло роль своеобразной прелюдии или просто было попыткой произвести на нее впечатление связями с королевской семьей. В конце концов, он простой барон, уложивший в постель графиню. И ему, естественно, хотелось сравниться со своей любовницей по положению.
