Любовь & Война - Мелисса де ла Круз
– Неужели британцы вернулись?
– Думаю, нет, – мягко возразила Элиза. Она кивнула в конец колонны.
Там вышагивал огромный серый жеребец, а на его спине виднелась внушительная фигура генерала Вашингтона. Его щеки пылали, словно он только что покинул жарко натопленную комнату и не успел остыть на холодном декабрьском ветру. Застенчивая, но гордая улыбка застыла на его сжатых губах, и когда Алекс обернулся, он увидел похожую на лице жены.
– Что это? – потребовал он ответа.
Элиза пожала плечами.
– Похоже на то, что люди генерала Вашингтона провожают его на корабль, – сказала она непринужденно.
Алекс фыркнул, и Элиза не поняла, злится он или смеется, а может, и то и другое.
– Похоже на то, что ты знала, что он будет проезжать по Бродвею.
– Ради бога, откуда я могла это узнать? – спросила Элиза, глядя на Алекса невинными глазами, в глубине которых тем не менее плясали смешинки. – Я ведь всего лишь жена простого адвоката.
– Мне помнится, ты что-то упоминала про женскую шпионскую сеть?
– Уверена, я ничего не говорила о шпионах, – возразила Элиза. – Но, возможно, кто-то что-то и упоминал о церемонии прощания… – Она снова пожала плечами. – Не припоминаю.
К этому моменту процессия уже поравнялась с ними. Элиза узнала не менее дюжины человек, знакомых ей по тому времени, когда Алекс служил в штабе Вашингтона, но внимание мужа было полностью приковано к самому великому человеку. Вашингтон не махал людям, высыпавшим из домов и магазинов, чтобы поглазеть на него, но то и дело поворачивал голову, приветствуя своих почитателей царственным кивком.
И лишь когда его взгляд встретился со взглядом Алекса, на лице мелькнула тень узнавания. Лицо сохранило бесстрастное выражение, но Элиза могла поклясться, что видела, как дернулась бровь. Затем, наконец, последовал очередной кивок, чуть более заметный, чем те, которыми он одаривал неизвестных почитателей.
Элиза повернулась к Алексу. Его лицо было столь же бесстрастным, как и у генерала Вашингтона, но два ярких пятна расцвели на щеках, и она сомневалась, что дело в ветре с моря. Он не шевельнулся и не заговорил, пока небольшая процессия – человек двадцать, возможно, тридцать – не проехала мимо, а затем взял Элизу за руку, и они, по-прежнему в молчании, отправились домой.
Молчание длилось до тех пор, пока они не оказались на собственном крыльце. Тут Элиза не выдержала.
– Ты не злишься на меня? – умоляюще спросила она. – Я думала, для вас обоих важно было попрощаться. Если то время, что ты провел с генералом Вашингтоном, определило путь, по которому мы движемся в будущее, так же верно и то, что его общение с тобой неизмеримо обогатило его собственную жизнь, и я хотела, чтобы он понял это.
Прежде чем ответить, Алекс сделал глубокий вдох.
– Я не злюсь, – сказал он наконец, а затем, словно услышав, как холодно и формально прозвучали его слова, наклонился и поцеловал Элизу в кончик носа. – Я никогда не смогу разозлиться на тебя, любимая. Но этот этап моей жизни прожит. Я больше не человек генерала Вашингтона, я теперь только твой.
14. Бумажная работа
Городской особняк Гамильтонов
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
Январь 1784 года
Элиза даже не представляла, как нужны ей еще одни рабочие руки, пока Ровена и Саймон не стали служить в их доме. Лишь начав вести хозяйство самостоятельно, она поняла, сколько всего принимала как должное. На данный момент Ровена исполняла в доме Гамильтонов обязанности кухарки, горничной и камеристки хозяйки, по крайней мере до тех пор, пока они не набрали полный штат прислуги. Задержка отчасти была вызвана нехваткой в недавно освобожденном городе незанятых слуг, отчасти отсутствием денег. Адвокатская практика Алекса в Олбани была успешной, но не особо денежной, поскольку многие клиенты чаще платили ему продуктами – копченым окороком, консервированными фруктами, а иногда и живой птицей, – чем наличными. Большая часть из того, что им удалось заработать, была потрачена на то, чтобы занять отличный дом в «правильном» месте города, что, по их обоюдному мнению, было необходимо, если они собирались произвести хорошее впечатление на местное общество. Все остальное приобреталось в кредит, который обеспечивался именем Скайлеров и военной славой Алекса.
– Кстати, как справляется Ровена? – спросил Алекс в их второй понедельник в городе, когда они вместе шли по коридору после завтрака. Он направлялся в свою контору с набитым бумагами портфелем в руке.
В голосе его звучали нотки беспокойства. Несмотря на то что они оба сочувствовали лоялистам, держать одну из них в качестве прислуги в своем доме было немного на другом уровне. Элиза опасалась нанимать женщину, вдову сорока с небольшим лет, чей муж погиб на войне, сражаясь на стороне британцев. Однако, в отличие от многих других лоялистов, включая ее бывших хозяев, Ровена не уехала из Нью-Йорка после того, как британцы сдали город. Она в открытую признавала, что предпочла бы жить в колонии самой могущественной в мире империи, но в Англии как в стране она никогда не бывала и не испытывала такого желания.
По ее собственным словам, Ровена родилась в Нью-Йорке и собиралась здесь же умереть и быть похороненной на кладбище при церкви Троицы, рядом с мужем. Ее лоялистское прошлое делало ее персоной нон-грата для новоиспеченных американцев, которые возвращались в Нью-Йорк или переезжали, собираясь воспользоваться низкими (относительно) ценами на недвижимость, и только поэтому Алекс с Элизой смогли позволить себе ее услуги. Тем не менее потребовалась вся сила их убеждений, чтобы решиться взять на работу человека, который еще несколько недель назад был, образно говоря, врагом государства. В итоге Элиза сказала, что, если семья с таким высоким статусом, как Гамильтоны, не сможет на практике подтвердить идеи, которые проповедует, как, ради всего святого, они смогут требовать того же от простых американцев?
– Я должна признать, – ответила Элиза, помогая ему надеть пальто, – она довольно приятная женщина. Не считая коротких отлучек из дома, меня впервые обслуживает кто-то, кроме слуг нашей семьи, большинство из которых служили нам еще до моего рождения. Но у Ровены такие непринужденные манеры, что мне с ней весьма комфортно. Я знаю, что по профессии она кухарка, но ей так прекрасно удается исполнять обязанности камеристки, что я бы с удовольствием взяла ее на эту должность, когда мы наберем полный штат прислуги.
– Я даже не знаю, – сказал Алекс, открывая входную дверь и застегивая
