Тереза Медейрос - Мой дорогой
Положив часть яичницы в тарелку, Билли поставил ее перед матерью. Зоя брезгливо сморщила нос и опустила тарелку на пол. Сэди тут же ткнулась носом в невиданное лакомство, в восторге колотя хвостом по ножке стола.
Билли быстро наполнил другую тарелку и передал ее Эсмеральде. Ярко-желтые яйца, мягкие в серединке и поджаренные по краям, тонкие ломтики золотистого бекона, пышный и благоухающий бисквит! Девушка восторженно ахнула и одарила Билли благодарной улыбкой, но он уже повернулся к плите.
— Доброе утро, девушка, — прогремела Зоя таким густым басом, что даже Вирджил съежился бы от страха.
Застигнутая врасплох неожиданной любезностью, Эсмеральда чуть не поперхнулась.
— Д-доброе утро, миссис Дарлинг.
— Нечего разводить такие церемонии. — Зоя протянула через стол чудовищно толстую руку и похлопала Эсмеральду по плечу. — Зови меня просто «мама».
Эсмеральда растерянно уставилась на нее.
Улыбка Зои производила еще более пугающее впечатление, чем ее обычно хмурое лицо. Эсмеральда отпила молока, чтоб пропихнуть застрявший в горле кусок бисквита.
— Это очень великодушно с вашей стороны, мэм. Моя мама умерла, когда я была еще маленькой.
Зоя схватила уголок одеяла и стерла с ее губ полоску молока.
— Я всегда мечтала иметь дочь вместо этой команды совершенно бесполезных парней. Даже выйдя замуж, она всегда остается преданной своей матери. — Зоя с сожалением покачала головой. — Каждая женщина должна иметь дочь. Когда у нее появятся дети, она сможет понять, как мучилась ее мать, рожая и воспитывая ее.
Вспомнив Бартоломью, Эсмеральда грустно улыбнулась.
— Возможно, ваши страдания ценятся больше, чем вы думаете.
Зоя смотрела поверх головы Билли.
— Мои сыновья ценили только то, что могли съесть, или украсть, или…
Билли откашлялся и спокойно взглянул на мать, та пробурчала что-то невразумительное.
Эсмеральда снова взяла вилку, другой рукой машинально заправив за ухо прядку волос.
— Думаю, девушка, тебе следует причесаться. Не годится сидеть за столом в таком виде.
Зоя тяжело выбралась из-за стола и, топая, как бегемот, подошла к буфету. Порывшись в коробке с нитками, она вытащила оттуда выцветшую ленточку. Зоя собрала волосы Эсмеральды в пучок и с невероятной ловкостью завязала ей на затылке бант. Глаза у Билли странно сверкнули.
— Ну, вот. Правда, красиво? — Зоя отступила на шаг, любуясь своей работой.
— Спасибо, мэм… я хочу сказать… миссис… мама, — выдавила наконец Эсмеральда. Билли усмехнулся:
— Не будем церемониться, миссис Дарлинг. Может, мне тоже звать вас мамой?
Зоя нахмурилась. Она молча направилась к выходу, прихватив по дороге топор. Сэди бодро прошлепала за ней.
Билли невозмутимо вернулся к своему завтраку.
— Тебя не волнует, что твоя мать так сурова с тобой? — спросила Эсмеральда.
— Она имеет на это право, — ответил он, аппетитно впиваясь белоснежными зубами в свежий бисквит. — Мы не виделись с ней целых четырнадцать лет.
Билли запивал бисквит молоком и слизнул пену с губ.
— Когда я сказал ей, что собираюсь вернуться в Миссури и примкнуть к шайке кровавого Билла, в которой были мои братья, она не проронила ни слова. Я был единственным из братьев, кто поехал с ней в Нью-Мехико, чтобы помочь ей устроиться, и она, видимо, решила, что я останусь с ней. Когда я уходил, она даже не пыталась меня удержать. Мне было бы легче, если бы она заплакала или ударила меня. Но после смерти отца у нее просто не осталось слез. — Он грустно покачал головой. — Я никогда не выносил женских слез и дал себе слово найти тех негодяев, которые заставили плакать мою мать.
— Так, значит, вы были там, — поразилась Эсмеральда, — в ту ночь, когда вашего отца… убили?
Он кивнул:
— В то время я был тощим и слабым тринадцатилетним мальчишкой. Что я мог сделать? В отчаянии пытался остановить солдат, но они, конечно, оттащили меня. Потом, когда они наконец ушли и я перерезал веревку, на которой они повесили отца, было уже поздно.
Эсмеральда пришла в ужас и постаралась отогнать от себя это страшное видение.
— Если бы у вас тогда в руках оказалось ружье, они убили бы и вас, а ваша мать провела бы эти четырнадцать лет, оплакивая вас обоих.
— Думаю, она и так оплакивает меня… Конечно, нельзя обвинять ее в том, что она тяжело восприняла мой уход. Ведь я был ее последней надеждой. Она всегда мечтала о том, что ее мальчики добьются лучшей доли, чем их отец — бедный фермер. И уж, конечно, не думала, что они станут преступниками. Между прочим, ее родной брат был юристом, работал в Спрингфилде.
Эсмеральда с сочувствием смотрела на Билли.
— Должно быть, она вас очень любила, — тихо сказала она.
Билли смущенно улыбнулся.
— Вы знаете, — смущенно сказал он, — мама всегда выделяла меня. Братья так ревновали, что готовы были продать меня цыганам.
— Мистер Дарлинг, а как вам удалось узнать эту историю? — спросила Эсмеральда.
— Да попалась где-то на глаза, — невнятно пробормотал он, откусывая новый ломтик бисквита.
Но Эсмеральда отлично знала, где именно она ему попалась на глаза — на страницах старой семейной Библии. Знала она и то, что он станет горячо отрицать это, если его прижать. Точно так же, как отрицал принадлежность ему книжек о подвигах знаменитых полицейских. Так же, как отрицал бы свое страстное желание стать одним из них.
— Мама всегда оставляла мне самые лакомые кусочки, — продолжал Билли, — а я буквально изводил ее в те дни, когда она пекла что-нибудь. Она притворялась, что ужасно сердится, и выгоняла меня из кухни, а потом я находил на столе вот этот самый кувшин с молоком и здоровенный кусок пирога. Да, она всегда любила меня…
«Разве можно было его не любить!» — подумала Эсмеральда.
Как могла Зоя Дарлинг не любить своего красивого смелого сына, восставшего против жестокости и разгула братьев? Мальчика, который в раннем детстве вынужден был видеть то, что никогда не должны видеть дети? Который, несмотря на все эти ужасы, вырос добрым и нежным. Разве можно было его не любить?!
Казалось, время остановилось. Только золотые пылинки без устали кружились в воздухе над головой Билли, и Эсмеральда не могла оторвать от них взгляд. Потом резко встала, чуть не опрокинув стул.
Билли удивленно посмотрел на нее.
— Что случилось, милая? Ты побелела как полотно. — Он шутливо показал на пустой стакан. — Может, молоко оказалось прокисшим?
— Нет… мне… Молоко было просто замечательным. М-может, что-то другое.
Это «что-то другое», высокого роста, с длинными стройными ногами, серовато-зелеными глазами находилось сейчас рядом и пыталось понять причину ее замешательства.
