Эмма Драммонд - Танцовщица
Лейла схватила его за руку и призналась:
— Я очень разозлилась на нее в тот день… но на нее нельзя долго злиться. И на вас тоже.
Он мгновение размышлял над ее последними словами, затем взял ее под руку.
— Теперь мы можем отправиться в Шенстоун?
Переодевшись после завтрака в серую шерстяную юбку, белую батистовую блузку с черными отворотами у шеи и жакет из фиолетового велюра, Лейла вернулась мыслями к вчерашнему вечеру. Экономка миссис Хейл обращалась с ней, как с больной, а деревенская девушка прислуживала целый день. Ее приезд, очевидно, застал Чарльза Вейси-Хантера врасплох, но Вивиан быстро объяснил ему ситуацию, не оставив иной возможности, кроме произнесения вежливых слов. Миссис Хейл проворно проводила ее в комнаты, где по приказанию Вивиана уже был разожжен огонь. Пока Лейла пила чай, который ей принесли на серебряном подносе, девушка приготовила постель. В ванну принесли кувшины с горячей водой, и, пока в гостиной на ее половине накрывали обед, она отдыхала на кровати с балдахином. Во время обеда Вивиан сидел рядом с ней и потягивал шерри; она была рада его компании.
Миссис Хейл уже сказала Лейле, что, вопреки предсказаниям врачей, лорд Бранклифф поправляется. Никто не ожидал, что в свои восемьдесят девять он выкарабкается после такого приступа. Экономка что-то бормотала о том, что старика чуть не хватил удар, когда ему сказали, что Чарльз, предполагая, что дед уже на смертном одре, послал за Вивианом. Лейла лежала на кровати, наслаждаясь тем, как отблески огня пляшут по стенам. Печальные мысли о Рози выветрились из ее головы. В этом доме маленький мальчик был брошен своим беспечным отцом на попечение жестокого деда, пока не подрос и не сбежал. Мать, по-видимому, немного сделала, чтобы уберечь сына от издевательств. Лейла не долго размышляла над этим. Отец умер, мать уехала куда-то за границу. Дед, лорд он или нет, по ее мнению, не заслуживал выздоровления. То ли из-за атмосферы в этом огромном особняке, то ли от открытия, что она влюблена в Вивиана, Лейла вдруг с особенной ясностью поняла то, чего не понимала раньше: слишком много людей в прошлом старались причинить боль Вивиану. Она должна постараться не делать этого в будущем.
Именно с такими мыслями Лейла встретила его на следующее утро. Вечером она призналась ему, что не умеет ездить на лошади, и он обещал отвезти ее в двуколке смотреть ягнят. Вивиан приехал за ней в условленное время и спросил, как она себя чувствует.
Лейла, в свою очередь, спросила, как здоровье деда, который, по-видимому, неуклонно шел на поправку.
Одарив ее неотразимой улыбкой, Вивиан сказал:
— Теперь, когда мы обменялись медицинскими бюллетенями, может, отправимся на прогулку?
С благоговейным чувством Лейла проследовала за ним по дому, который ей казался дворцом. Вивиан шел по длинному коридору мимо бесчисленных комнат, окидывая небрежным взглядом огромные картины, сотни изящных безделушек, громадные, богато раскрашенные ковры, мебель, которая выглядела слишком изящной, чтобы на ней сидеть. Он привычным шагом спустился по парадной лестнице, тогда как Лейла благоговейно ступала по ее мраморным ступеням, едва касаясь замысловатого узора перил. Они вышли из дома и направились к конюшне. Под его сапогами поскрипывал гравий. Он, казалось, не замечал великолепия лугов, изящных террас, огромную оранжерею с экзотическими растениями, море кустарника с крупными красными и розовыми цветами, которые Лейла видела только в лондонских парках.
Теперь она начинала понимать, откуда у Вивиана столько самоуверенности и командных ноток в голосе. Он выглядел как настоящий сын этих мест. Этот самый человек заставил лошадь выполнить рискованный трюк, чтобы познакомиться с ней, и приехал к ней в подвал с оливковой ветвью после того, как она приказала ему выйти из кеба и швырнула вдогонку цветы и эти злополучные серьги. Почему? С его ослепительной внешностью и манерами, Вивиан мог завоевать любую другую девушку, которая бы все это оценила. Зачем он возится с девушкой из Линдлей?
Вивиан направил маленькую двуколку к воротам. Сквозь маленькое окошко Лейла разглядывала захватывающий пейзаж, простирающийся на много миль вокруг, задавая бесконечные вопросы о местах, которые они проезжали.
Наконец Вивиан вопросительно посмотрел на нее:
— Моя дорогая, вам лучше подождать, когда мы вернемся в Холл. Я дам вам книжку, и вы сами все прочитаете о том, что вас так живо заинтересовало.
Слегка покраснев она решила переключиться на новую тему.
— «Веселую Мэй» сильно переделали с тех пор, как вы ее видели. Мистер Гилберт наконец понял, что шоу не дотягивает до Франца Миттельхейтера.
— Господи, этот парень не дает мне покоя даже здесь, — проворчал он, сопроводив это замечание теплой улыбкой, от которой Лейла покраснела еще больше. — Могу я надеяться, что этот образец совершенства со сверкающими глазами может быть потеснен кем-то с парой-тройкой человеческих недостатков?
Не обращая внимание на его слова, Лейла продолжала:
— Шесть девушек с сильными голосами из кордебалета отобраны для нескольких номеров, которые дописал композитор. Я одна из них.
— Вы рады?
— О, Вивиан, вы же знаете, что я рада.
— Как только я вернусь, тут же закажу места в центре партера, не выясняя, с какой стороны сцены вы будете чаще появляться.
Лейла весело рассмеялась.
— Мы, шестеро, должны быть солдатами полка. На нас будут обтягивающие мундиры. Один из номеров обещает стать таким же популярным, как знаменитая «Прогулка», к тому же некоторые дамы — борцы за нравственность в театре — уже осудили наши костюмы как непристойные. Они ходили вокруг театра Линдлей с плакатами.
— Не сомневаюсь, что все они замужем и некрасивы.
— Знаешь, как раз наоборот. Но поскольку это мой главный шанс выйти на сцену и спеть, мне наплевать, во что я буду одета.
— Мне тоже, — язвительно произнес он. — Я вижу мундиры каждый день. Я голосую за страусиные перья. Ты выглядишь в них божественно.
Лейла отвернулась от него, зная, что в ярком солнечном свете он видит ее лицо гораздо лучше, чем она его.
— Мне так нравится заниматься пением. Спасибо серьгам Джулии. Кажется, говорили, вы с ней соседи?
— Да. Владения Марчбанксов простираются на запад от наших. Но дом отсюда не виден.
— У них тоже много земли?
— Достаточно.
Насколько ему не нравился Франц Миттельхейтер, настолько ей не нравилась Джулия Марчбанкс — женщина, которая отдала свои фамильные серьги в награду за физические страдания Вивиана. Женщина, с которой нельзя не считаться.
Остановив двуколку, Вивиан вылез и обошел вокруг.
— Лучше не будем говорить о Джулии и, уж конечно, о серьгах в присутствии моего брата. Он — возможный кандидат на женитьбу, о которой я упоминал.
