Александр Дюма - Полина; Подвенечное платье
– И еще, – продолжала субретка, подавая госпоже красную сафьяновую коробочку размером не более пятифранковой монеты, – он сказал так: «Передай это Фернанде, и она узнает, кто я».
– Фернанде? Так прямо и сказал – Фернанде?
– Точно так, сударыня.
– Признаюсь, решительно ничего не понимаю, – произнесла актриса и надавила на коробочку – пружинка сработала, и крышка отскочила.
– Ах! Да это же ваш портрет! – вскрикнула субретка. – Какое потрясающее сходство! Как вы прелестны в этой развевающейся вуали.
– Мой портрет, – прошептала Фернанда, по-прежнему пребывая в задумчивости, – мой портрет! Кому же я дала его?
После минутного молчания ее лицо внезапно оживилось.
– Ах! – вскрикнула она. – Эжен?
– Да.
– Брюнет?
– Да.
– Знакомый… Портрет… Инициалы Э. Б. на коробочке. Боже мой! Как я забывчива, как рассеянна! Ну, что же ты стоишь? Беги, проси, зови его! Пусть подождет в передней!
Корнелия, конечно, недослушала приказания хозяйки и унеслась как стрела, а потому, едва Фернанда разобралась с воспоминаниями, как на месте Корнелии появился брюнет с черными усами, карими глазами и с красной лентой в петлице.
– Виноват, милая Фернанда! – воскликнул молодой человек, улыбаясь. – Но, право, я не ожидал, что за время моего отсутствия ты станешь столь негостеприимна.
– Но кто же мог знать, что это вы, принц? – сказала Фернанда, протягивая молодому человеку руку для поцелуя. – Как можно представляться Эженом? Я знаю столько мужчин с этим именем…
– Мне очень лестно, что вы ради меня мысленно потревожили Эженов всего мира. Однако ваш портрет! Будьте так добры, верните его мне.
– Разве вы когда-нибудь смотрите на него? – кокетливо спросила Фернанда.
– Всегда, – ответил принц, двигая к ее креслам табурет.
– Корнелия, – обратилась Фернанда к горничной, появившейся в дверях, – пока его высочество у меня в гостях, меня ни для кого нет дома.
Субретка впервые видела, как ее госпожа принимает людей с такими громкими титулами, а потому еще раз взглянула на принца и вышла, не сказав ни слова.
– Давно вы в Париже, Эжен? Ах, виновата, принц: я говорю с вами, как если бы вы были только полковником консульской гвардии.
– И правильно делаете, прекрасная Фернанда! Когда я приехал? Вчера, и мой первый визит к тебе, неблагодарная!
– Как! Вы сразу отправились ко мне?
– О, нет! Вчера я не застал тебя – ты играла.
– Ах, да!
– Впрочем, я все-таки видел тебя. Я был в театре…
– В императорской ложе? Но я вас не видела.
– Потому что смотрела на одного Понятовского, вероломная!
– И его не видела.
– О! Ты лжешь! – вскрикнул принц. – Я был инкогнито в бенуаре.
– Один?
– Нет, с вашим портретом!
– Какая лесть!.. Мне, однако же, очень жаль, что вы видели меня вчера… Я ужасно играла…
– Нет, лучшей Заиры и Роксоланы невозможно даже представить.
– Я была не в духе.
– Не оттого ли, что Понятовский слишком часто говорил со своей соседкой?
– Нет-нет, я просто была не в духе!.. Я даже хочу оставить Париж и переехать в Милан.
– Что ж, тебя везде примут с распростертыми объятиями… Я приехал сюда, чтобы набрать новых рекрутов. После я отправлюсь в Эрфурт, в Дрезден. Ты будешь в Дрездене?
– Я знаю, что Марс, Жорж и Тальма там, но меня не приглашали.
– А ты и вправду хочешь?
– Хочу ли я? Откровенно говоря, я оттого и была вчера не в духе.
– В самом деле? Тогда я поговорю об этом с Ровиго. Ведь он этим заведует?
– Ах! Я не знаю, как вас благодарить …
– Надеюсь, и ты сделаешь для меня что-нибудь…
– Приказывайте…
– Подай мне афишу нынешней недели, я хочу каждый вечер наслаждаться твоей игрой. Хочу посмотреть «Тамплиеров». Ты же играешь в этой пьесе?
– Да, какую-то плаксу. Уж лучше вам посмотреть другую пьесу с моим участием.
– Я хочу видеть тебя во всем.
– Итак, вам нужен репертуар?
– Да.
– Пьесы подобраны ужасно: везде одни заговоры да интриги. Но куда же запропастился этот репертуар? Ах, вспомнила!
Фернанда протянула руку к шнурку, оканчивавшемуся позолоченными луком и стрелой, и позвонила. Корнелия не заставила себя ждать.
– Принеси репертуар, – приказала Фернанда, – он лежит на столике в спальне.
Корнелия вышла и через минуту вернулась с отпечатанным листом, который Фернанда передала принцу. Субретка же вместо того, чтобы удалиться, оставалась в дверях.
– Чего тебе? – обратилась к ней Фернанда.
– Простите, сударыня, – сказала субретка, – но вас опять спрашивают… – Тут она как-то особенно посмотрела на свою госпожу, что означало «доверьтесь мне, я знаю, что делаю».
– Что, снова принц? – пошутила Фернанда.
– О, нет, сударыня! Это просто молодая девушка, очень печальная и, кажется, совсем бедная.
– Как ее зовут?
– Цецилия.
– Я хочу знать ее фамилию.
– Просто Цецилия.
– Прекрасно, – сказал принц, – сегодня вам особенно везет на гостей без фамилии…
– И что же ей нужно? – спросила Фернанда у Корнелии.
– Она хочет показать вам одну вещицу, которая, могу вас заверить, вам непременно приглянется. Я, правда, уже сказала ей, что вам ничего не нужно и что вы с некоторых пор стали экономны, но бедное дитя так умоляет, что нет сил отказать. Я просила ее подождать, и она скромно уселась в углу с коробкой в руках.
– Если его высочество позволит… – проговорила Фернанда.
– Сделайте милость, – ответил принц. – Мне и самому любопытно взглянуть на эту особу и на то, что хранится в ее коробке…
– Зови же ее! – приказала актриса.
Через минуту Корнелия ввела посетительницу. Это была красивая белокурая девушка лет девятнадцати, с голубыми, как озера, глазами и станом гибким, как камыш. На ее платье и головном уборе отсутствовали всякие украшения: юная прелестница носила траур. Бледность ее лица и красные заплаканные глаза выдавали страдания.
Со слов Корнелии актриса решила, что это просто какая-нибудь уличная торговка, желающая сбыть дорогую вещь. Однако, взглянув на глубоко опечаленную девушку, Фернанда поняла, что ошибалась в своих предположениях. Принц, со своей стороны, был поражен кротостью и даже каким-то достоинством этой красавицы.
Цецилия безмолвно остановилась в дверях.
– Подойдите ближе и позвольте узнать, что заставило вас прийти ко мне, – спросила Фернанда.
– Я продаю платье, – ответила Цецилия, и в голосе ее скорее слышалась печаль, нежели смущение. – Но, кому я ни показывала его, все говорили, что не в состоянии купить это платье за ту сумму, которую я называла, хотя она гораздо меньше настоящей. Одна особа, проявившая интерес к этому наряду, сказала мне, что только какая-нибудь принцесса или королева сможет купить его. Вот я и пришла к вам…
