Александра Турлякова - Берг
Молодая служанка, потная и разгорячённая паром и водой, так усердно старалась угодить госпоже, что не сразу заметила, как та потеряла сознание, уронив голову на грудь.
Пока Анна дозвалась помощи, и пока госпожу служанки доставали из воды, Вэллия успела нахлебаться мыльной воды. Это уже чуть позже заметили, что вода сильно горячая, а на простынях, которыми вытирали госпожу, появились пятна крови. У Вэллии началось кровотечение, а все служанки в миг побелели лицами. Старая Гелла, подоспевшая чуть позже, отвесила испуганной Анне громкую пощёчину и запустила ладонь в воду. Да, вода горячая, явно переборщили с кипятком, а ещё старуха заметила, зачерпнув мыльной воды в пригоршню, что вода эта розового цвета. Значит, госпожа потеряла сознание от кровотечения, а это серьёзно. Гелла поджала тонкие губы и распорядилась:
— Заверните её в одеяло и отнесите в постель. Укройте потеплее и следите за камином. — Когда девушки и подоспевшие слуги унесли госпожу, старая экономка проворчала себе под нос:- Кто сказал, что эта замухрышка сможет родить нормального ребёнка? — Хмыкнула.
* * * * *
Когда Вэллия пришла в себя, вокруг неё копошились служанки, и лекарь из местного госпиталя что-то негромко говорил им, неторопливо растягивая слова.
Вэллия, вспомнив вдруг, что случилось, резко поднялась и села на постели. Как? Как это могло случиться? Её ребёнок… Господи… Что с ним?
Служанки бросились к ней, Анна с виноватым лицом и дрожащими губами участливо смотрела в глаза, укладывая госпожу в постель, укрывала одеялами, поправляла подушки.
— Господи… — прошептала Вэллия. — Что… Что случилось? — Отыскала глазами старика-монаха. Тот пожевал губами и вкрадчиво спросил:
— Вы ждали ребёнка?
Вэллия вместо ответа тяжело прикрыла глаза и вдавила голову в подушку, словно старалась спрятаться в ней, хрипло дышала через приоткрытые губы. Сердце стучало в груди набатным колоколом.
— Мне очень жаль, госпожа. Может быть, это из-за вашей болезни, такое бывает… Господи забрал его до рождения…
Вэллия расплакалась вдруг, повернувшись на бок, уткнулась лицом в скомканное одеяло, от слёз этих разрывалось сердце. Все вокруг подумали, что она убивается из-за потерянного ребёнка, а она переживала такую смесь самых разнообразных чувств — от боли до благодарности, до облегчения. Его больше нет… Нет… Он не родится… Не будет больше её мук и страданий… Не надо будет прятаться, бояться… Всё разрешилось само собой, и он не родится, этот несчастный ребёнок, ребёнок Корвина — плод насилия и греха. Господь услышал её молитвы, но забрал к себе не её саму, а этого несчастного ребёнка, его душу. Возможно, Бог забрал его сразу в рай, ведь он ни в чём не виноват, а Вэллия будет молиться за него всю жизнь и ставить свечи…
Анна успокаивала её, гладила горячей ладонью по спине, по плечам. Служанки замерли, боясь сказать хоть слово. Монах спросил Геллу:
— А господин уже знает?
— Он ещё не приехал… нет, конечно, откуда ему знать?
Вэллия услышала этот разговор и тут же перестала плакать. Как она могла забыть? Конечно… Для них, для всех, она потеряла ребёнка маркграфа, и только он один и она знают, что это не так. Он вернётся и всё поймёт, ведь всё и так ясно, и тогда всё, чего она боялась, только начнётся… Кто простит этот обман? Ведь его просто использовали! Оставит ли он всё это в тайне? Конечно, нет…
Вэллия медленно подтянула колени, стараясь стать незаметной под одеялом.
— Надо оставить её, пусть поспит… — Трескучий голос старой Геллы раздражал до невозможности, хотелось закрыть не только глаза, но и уши. Остаться одной, никого не видеть. Все ушли, осталась только Анна, присмотреть за камином.
Вэллия и не ожидала, что после всего сможет заснуть, но, видимо, усталость была больше, чем она думала. Заснула тревожным сном прямо так, как лежала, на боку. Проснулась оттого, что болела затёкшая во сне рука. Колющая боль отрезвила её, и Вэллия поморщилась, открывая глаза, под одеялом мяла пальцами больной локоть. Смотрела во все глаза на разговаривающих — уже знакомого монаха-лекаря из местного госпиталя и маркграфа. Приехал… Сказать, что Ниард был удивлён — не сказать ничего. Таким ошарашенным внезапной новостью Вэллия его ещё не видела, он даже как будто стал старше, лицом суровее, когда смотрел ей в глаза. Она видела, как строго поджал он губы, как отстранённо слушает монаха.
Всё сейчас решал он, всё зависело от него. И Вэллия, понимая это, не могла отвести взгляда с лица своего мужа, не замечала ничего и никого, смотрела только на него.
— …Ничего страшного, — говорил старик негромко, — она поправится, всё будет хорошо. У вас ещё будут дети. Надо провести службу и покаяться вам и вашей супруге. Господь ещё подарит вам детей, вот увидите. Ваша жена — благочестивая женщина, искренне верующая, все только и говорят об этом. Господь не оставит её без ребёнка, она будет хорошей матерью.
Но Ниард как будто и не слушал его, невидящим взглядом упёрся в лицо Вэллии, почти не мигая, смотрел на неё. "Конечно, ты всё-всё понял… Ты вышвырнешь меня из своего замка, все обольют меня грязью… Я не вернусь к отцу, меня никто не примет… Я стану нищенкой и буду жить подаянием добрых людей… Это отцу… отцу расплата за всё… За ложь, за обман на алтаре, за убийство Бергских правителей, за смерть Келлы… За всё! За всё…"
Она тяжело закрыла глаза и подтянула одеяло до самого подбородка, до губ. Слёзы заполнили глаза, и ни о чём не хотелось думать.
— Выйдите все, — приказал маркграф. Все служанки, лекарь потянулись к двери. — Все, — повторил настойчиво, и последней ушла Анна, по-прежнему чувствующая себя виноватой.
Вэллия проводила их всех глазами, замечая, как пальцы рук сами собой впились в мякоть одеяла, и слёзы тут же высохли на глазах от предстоящего ужаса. Что теперь будет?
— Кто он? — первым спросил маркграф, когда они с женой остались один на один. — Это кто-то из местных, здесь, или ты нашла его в ближайшей деревне?
Он обращался к ней на "ты", хотя до этого дня всегда говорил только на "вы". Вот так быстро она стала для него никем. Вэллия ничего не смогла ему ответить, только поджала дрожащие губы. От страха её знобило даже под двумя одеялами и рядом с горящим камином.
— Подожди! — Маркграф выставил ладонь. — Я всё понял. Это было неспроста. И эта свадьба, и это лестное предложение твоего отца, конечно, и так всё впопыхах, без той долгой суматохи, как бывает обычно… Так, да? — Он говорил негромко, спокойным голосом, но лучше бы, наверное, кричал, так была бы понятна его реакция. — Твой отец просто нашёл дурочка, молодого простофилю, за которого некому заступиться, и знал, что я буду молчать, проглочу это всё и буду молчать. Так? Вы вместе с ним это придумали? Ты и он?
