Жюльетта Бенцони - Сделка с дьяволом
Пальмира густо покраснела и, чтобы скрыть смущение, подхватила охапку муслина.
– Он так сказал? – сбросила она столь взволнованно, что посетительницы сразу поняли: прекрасная Пальмира, конечно же, была очень предана делу императора, но еще больше некоему полковнику Дюшану, то есть господину Грюнфельду. Пожалуй, не было бы ошибкой сказать, что модистка была влюблена в него…
Чтобы скрепить их отношения, Фелисия купила две пары вышитых перчаток, а Гортензия – белый кружевной зонтик.
– Видно, Дюшан отличился, малютка от него без ума, – сказала Фелисия, садясь в карету.
– И он ее высоко ценит. Пусть им будет хорошо вместе. Мне это доставит удовольствие, – ответила Гортензия.
– Согласна, но я этому не верю. Он влюблен в вас, моя дорогая. А с ней наш воин просто немного отдыхает…
Двух подруг можно было встретить и в Пратере, излюбленном месте прогулок венцев. Они отправлялись туда каждый день либо в своей коляске, либо в коляске графини Марии, либо верхом, надеясь однажды встретить герцога Рейхштадтского. К их большому разочарованию и вопреки тому, что они слышали о привычках герцога, он так ни разу и не появился.
Дюшан объяснил, что происходит, когда Фелисия, по обыкновению, пришла к нему рано утром, чтобы заняться фехтованием.
– Герцог болен, – сказал полковник, знавший все новости двора благодаря тем, кто посещал его фехтовальный зал. – Он простудился в последний день января, когда возвращался после целого дня катанья верхом из Геленталя. Ему запретили выходить.
– Вот повезло! – проворчала Фелисия. – Мы уже три недели, как дуры, скучаем на разных вечерах, но не продвинулись ни на шаг.
Дюшан пожал плечами и стал сгибать и разгибать клинок шпаги, которую ему только что дали.
– Что такое три недели? Я не сдвинулся с места за те шесть месяцев, что я здесь. Потерпите! Мне же кажется, что вы движетесь вперед семимильными шагами. Мужчины, приходя сюда, сразу начинают говорить о двух прелестных иностранках, поселившихся во дворце Пальм, восхваляя их очарование, горделивую красоту одной и грациозность и прекрасные белокурые волосы второй…
Шпага в его руках со свистом рассекла воздух, и Фелисия засмеялась.
– Не сочтите меня тщеславной, но на некоторый успех мы могли рассчитывать. Не надо ревновать, друг мой. У нас есть другие дела, кроме как поддаться очарованию первого встречного.
– Я не ревную, – запротестовал Дюшан. И с горечью добавил: – Да и нет у меня такого права.
– И не думаю, что оно у вас когда-нибудь будет, – тихо сказала Фелисия. – Гортензия любит другого, и мне кажется, что это серьезно. Вам не следует бояться, что она упадет в объятия одного из наших поклонников.
Вошедший мужчина заставил их прекратить разговор. Дюшан тут же преобразился. В фехтовальном зале был мэтр Грюнфельд, произнесший с эльзасским акцентом:
– Господин маршал! Какая приятная неожиданность! Я не ждал вас сегодня утром…
Маршал был уже не молод, ему было около шестидесяти, но это все еще был великолепный мужчина: высокий, худощавый, с прекрасными тонкими чертами лица. Нос у него был прямой, рот хорошо очерчен, большие карие глаза прятались под густыми черными бровями, черные волосы лишь на висках слегка тронула седина. Он бросил на Фелисию взгляд, выдавший в нем любителя женщин.
– Я вам не помешал? – спросил он глубоким голосом, придававшим ему дополнительное очарование.
– Это час моего урока, но если этому господину нужно сказать вам что-то важное, я могу подождать… минуту. Конечно, если мне его представят, – заявила Фелисия.
– Я как раз хотел попросить об этом Грюнфельда, – сказал маршал с чуть насмешливой улыбкой.
Лжеэльзасец поспешил выполнить это обоюдное желание:
– Позвольте, ваша светлость, представить вам его светлость герцога де Раг…
– Мне больше нравится, когда меня представляют как маршала Мармона! – резко оборвал тот. – Мне не очень нравится мой герцогский титул.
– Вам не нравится имя или титул? – невинным тоном спросила Фелисия. – Может быть, с тех пор, как французы образовали от вашего имени глагол?[5]
– Может быть. Не так-то приятно быть у всех на устах, сударыня.
– Продолжайте ваш церемониал, Грюнфельд!
Глаза Дюшана блестели от радости, но внешне он выглядел как человек, не знающий, куда себя деть.
– Ее светлость княгиня Орсини, одна из моих лучших учениц.
– Правда? Или вы говорите это затем, чтобы мне захотелось сразиться с ней? Я хотел вас просить, Грюнфельд, поупражняться со мной немного. Мне кажется, что я заржавел. Это, наверное, от недостатка практики…
– Если вы хотите сразиться со мной, я думаю, меня это позабавит, – с насмешливой улыбкой сказала Фелисия.
Мармон взглядом оценил высокую, стройную фигуру, которую не скрывали черная юбка, довольно короткая, чтобы не стеснять движений, и мужская рубашка, чуть распахнутая на высокой груди.
– Почему бы и нет? Это и впрямь может быть забавным.
Еще продолжая говорить, он сбросил свой плащ с меховым воротником и сюртук цвета сливы с серебряными пуговицами и привычным движением взял из рук Дюшана маску и пластроны. Лицо Фелисии уже скрылось под маской. Она спокойно ждала, опустив к земле кончик шпаги, пока маршал выберет себе оружие.
Схватка была молниеносной. Казалось, демон оружия вселился в молодую женщину этим утром. Чуть привыкнув к манере своего противника, она обрушилась на него, как на неприятельский редут. Ее клинок казался продолжением руки, она трижды поразила маршала, и ему пришлось признать свое поражение.
– Думаю, нам надо на этом остановиться, – сказал он, снимая маску. Его лицо блестело от пота. – Если я буду упорствовать, то буду выглядеть смешным. Примите мои комплименты, сударыня: вы отменный бретер.
– Не знаю, сможет ли ее светлость выдержать длительную дуэль в таком ритме, – прокомментировал Дюшан. – И все-таки, как я вам сказал, она моя лучшая ученица. Но вы меня удивили, господин маршал. Я думал, что вы в лучшей форме.
Мармон пожал плечами, вытирая лицо поданным ему полотенцем.
– Вы же знаете, Грюнфельд, я три недели не тренировался, с тех пор как стал преподавать историю герцогу Рейхштадтскому. Мне и минуты не остается свободной, я должен готовиться к нашим беседам.
Фелисия и Дюшан обменялись многозначительными взглядами.
– Я слышал, что на балу у английского посланника герцог, после того как вас ему представили, пригласил вас поговорить с ним. Так это правда?
– Это больше, чем правда. Я старый соратник его отца, и он знает об этом. Вы не можете себе представить, как он хочет обо всем узнать от начала до конца. Начиная с того момента, когда два безработных, Бонапарт и я, делили черствый хлеб в маленькой гостинице на Монмартре. Он засыпает меня вопросами, стоя перед огромной картой Европы, расстеленной у него на столе. Иногда я ощущаю себя лимоном, из которого он выжимает сок своими нервными пальцами. Но как я могу ему отказать? В нем столько обаяния… И он так счастлив в эти минуты.
