Симона Вилар - Делатель королей
Неожиданно ей возразил архиепископ Кентерберийский:
– Чистое безумие в годину смуты королю оставаться в Кентербери. Вы сами сказали, принцесса, что это мирный город, здесь собираются тысячи безоружных паломников, но, пока государь здесь, городу будет ежечасно угрожать нападение. А ведь со времен святого Томаса здесь ни разу не проливалась кровь…
Анна остро взглянула на Томаса Буршье.
– Вы ведь сами заявили, преподобный отец, что короля нельзя тревожить до исполнения его благочестивого обета!
Ее взгляд был красноречив. Еще вчера архиепископ твердил о том, как необходимо тщательно скрывать безумие короля. Сейчас же, когда на острове рядом два монарха, в этом еще большая нужда, чем когда-либо. И архиепископ понимает это не хуже нее. Или же вторжение йоркистов лишило его разума? Неожиданно на помощь Анне пришел Фокенберг:
– Если его высокопреосвященство заботит судьба паломников, то в графстве Кент немало крепостей и замков, где государь и принцесса смогут укрыться в случае опасности. Однако, насколько мне известно, сейчас еще нет угрозы войны, а Эдуард Йорк смирился с тем, что на троне – Ланкастер.
– Что это вы говорите?
В зале вдруг воцарилась тишина. Все изумленно воззрились на Фокенберга. У того нервно дернулась щека, и он указал на Джона Мортона:
– Отец Джон лучше меня осведомлен о последних событиях на севере королевства. По дороге он не скрыл от меня, что гонцы привезли известия о том, что по возвращении в Англию Эдуард не стал претендовать на большее, чем возвращение владений своего отца.
– И это теперь, когда Элизабет Вудвиль родила ему наследника?!
– Это так, миледи, – подтвердил Джон Мортон. – Прибыв в Йорк, Эдуард Плантагенет[31] убедился, что в его городе блюдут присягу королю Генриху, и тогда он объявил, что не намерен ввязываться в войну за корону Англии, а желает лишь вернуть владения Ричарда, великого герцога Йоркского, и вновь воссоединиться с горячо любимой супругой и детьми. Более того, когда он поклялся в этом и вступил в Йорк, то повторил свою клятву перед алтарем в Большом соборе Минстера.
В зале слышалось только потрескивание свечей в канделябрах. «Господь Всемогущий, если бы это так и было, то на мою несчастную страну снизошли бы мир и покой!» – подумала Анна. Но трезвый голос рассудка твердил, что, помимо торжественных клятв Эдуарда, существует и его тайная переписка с братом Кларенсом, а угроза, что к Эдуарду подойдут новые силы с континента, остается реальной, недаром же отец отослал Фокенберга в Дувр, чтобы снарядить корабли и охранять на море подступы к Англии.
– Мне бы очень хотелось верить в клятву кузена Эдуарда Йорка, но ведь, насколько мне известно, он прибыл с целым флотом?
– Вся его флотилия – это суда, на которых вернулись те семьсот человек, которые последовали за Эдуардом во время бегства. Правда, есть еще и триста фламандских наемников, но он их взял лишь для того, чтобы иметь хоть какую-то опору в случае, если Делатель Королей первым нападет на него. Однако этих войск недостаточно, чтобы объявить войну герцогу Уорвику. По крайней мере, так заявили Эдуард и Ричард Плантагенеты.
«Ах, и Ричард!» – подумала Анна. Уже одно упоминание об этом жестоком лицемере рассеяло все ее сомнения. Как бы там ни было, сейчас ей следует оттянуть время и не дать себя и несчастного Генриха в руки изменника Джорджа.
Она поднялась.
– Если все обстоит так, как вы сказали, то королю и вовсе незачем нарушать обет, принесенный над прахом Святого Томаса Бекета и сломя голову нестись в Лондон. Вы согласны со мной, преподобный отец? – Анна повернулась к архиепископу.
Несколько мгновений она выразительно смотрела на Томаса Буршье, пока тот не отвел взгляд и не кивнул. Тогда она величественно спустилась с возвышения и приблизилась к священнику.
– Вы можете возвращаться в Лондон, Джон Мортон. Скажите герцогу Кларенсу, что, пока король не исполнит свой обет, мы остаемся в Кентербери.
– Но, принцесса, во имя Господа, страдавшего на Кресте…
– Ни слова более. Или же вы, духовное лицо, считаете, что обет столь ничтожная вещь, что королю ничего не стоит отменить его по требованию милорда второго протектора Англии?
По-видимому, ей не удалось сдержать себя, и последние слова прозвучали излишне пренебрежительно, так как щеки капеллана побагровели, а полные губы дрогнули.
– Ваше высочество, вы поступаете безрассудно. Я благоговею перед молитвенным рвением короля, но все слишком серьезно…
– Мой отец нередко говорил, что, если бы в мире все было просто, люди не нуждались бы в Боге. И не исключено, что именно молитва благочестивого короля спасет англичан от взаимоистребления…
Через час, сидя в большом зале ратуши и учтиво отвечая на многочисленные приветственные речи, она думала о том, что ее отказ уговорить Генриха поспешить в Лондон примут за очередную взбалмошную выходку.
Впервые Анна пожалела о следовавшей за ней славе своевольной и легкомысленной особы. Но ведь и лорд Лэтимер, известный своим благоразумием, тоже был на ее стороне, а значит, она не одна. Самое главное, чтобы ее понял и не осудил отец.
Надо ему обо всем написать. В том, что ее первое письмо не дошло до адресата, она уже не сомневалась. Год назад она сама убедилась, сколь неспокойны ныне дороги в Англии, и было безрассудством с ее стороны посылать гонца без охраны. Разумеется, Бланш уверяла, что ее земляк прекрасный наездник и воин, но и это могло не помочь в переделке. Но тогда… У Анны дух захватывало при мысли, что может произойти, если письмо попадет в чужие руки.
Вечером, усталая и встревоженная, она вернулась в свою резиденцию и без промедления села писать отцу. Леди Бланш принесла ей письменный прибор, но не удалилась, а мешкала в углу, приводя в порядок запылившийся шлейф платья принцессы. Девушка, как обычно, была в приподнятом настроении и даже что-то напевала. Анна невольно позавидовала ее беспечности.
Они с Бланш были ровесницами, но принцессе всегда казалось, что она гораздо старше юной фрейлины. Постоянное напряжение, одиночество, непритупляющееся чувство опасности, неопределенность положения гасили в ней свойственные ее возрасту порывы, все живое и яркое, что было присуще ей еще так недавно.
Анна присыпала письмо песком и перечитала. Послание получилось более пространным, нежели предшествующее, так как, помимо сообщения о предательстве Кларенса, она писала и о безумии короля Генриха, и о том, что приняла решение остаться в Кентербери, дабы не оказаться под властью человека, переметнувшегося в стан Белой Розы. Завершая письмо, она молила отца и впредь воздерживаться от пагубного пристрастия к вину и асквибо, ибо его жизнь и здоровье сегодня, как никогда, нужны Ланкастерам и Англии.
