Креольская принцесса - Уайт Бет
В последний месяц в городе было тихо. Как раз тогда Дейзи переехала в форт вместе с отцом. Это напоминало затишье перед бурей, как часто бывало в их краях в апреле. В небе возникали грозные тучи, готовые в любой момент разразиться шквалом, дождем и ветром. Подругам было тяжело разлучаться. Пожалуй, Дейзи переживала даже сильнее, чем Лиз, но поделать ничего с этим не могла. Семья британских беженцев въехала в дом Редмондов, и Лиз неожиданно стало негде жить. Она могла пойти к отцу или деду, но ей не хотелось бросать школу. Так как Дейзи жила в форте, кроме Лиз в школе никто не преподавал.
Когда майор Редмонд предложил ей попроситься пожить у Бурелей, Лиз с неохотой согласилась. Ее скромного школьного жалованья хватило бы, чтобы с трудом покрыть плату за жилье. Однако Бриджитт, по всей видимости, обрадовалась, что Лиз сможет помочь Джуни на кухне, и они договорились, что Лиз будет отрабатывать проживание по вечерам и в выходные. Лиз была очень рада этому предложению. Она поселилась в маленькой комнате на верхнем этаже, где в крохотном шкафу хранились ее несколько платьев. Шкаф и кровать занимали почти всю комнату.
Когда Лиз ложилась спать, обычно ее тело и разум были так напряжены, что она не могла заснуть до поздней ночи, думая, молясь, гадая и страдая. Бриджитт Гиллори, дочь Буреля, любила поговорить и могла составить приятную компанию, но, как замужняя женщина, она в первую очередь обязана была ухаживать за мужем. Лиз очень скучала по Дейзи, по ее веселому смеху, по ее способности развлекать подругу. В последний день, когда они собирали вещи перед переездом, Дейзи отдала Лиз книги, которые прятала под кроватью
– Сохрани их для меня, – жалобно попросила Дейзи. – Если мой отец увидит их…
– Сохраню, – быстро ответила Лиз. – И прочитаю их все. Я хочу понять…
– Ты поймешь, я знаю, что ты поймешь. Но ты не должна ничего делать… не предпринимать никаких поспешных действий, понимаешь? Лиз, сейчас опасное время, потому, пожалуйста, будь осторожна с тем, что ты говоришь и кому.
Поцеловав подругу в бледную щеку, Лиз пообещала последовать совету Дейзи.
Но чем больше она читала и вникала в основные положения принципов американских мятежников, тем больше ей нравилась идея полной свободы, когда ты можешь выбирать, как тебе жить, и никакой правящий класс не является для этого помехой. Так как Лиз была христианкой, она верила в то, что все люди, мужчины и женщины, рабы и свободные, любой национальности и вероисповедания, были равны перед Богом. Однако мысль о том, что эта идея может превалировать в политической и повседневной жизни страны, была для нее в новинку.
Так как она выросла среди людей, которые не были ни белыми, ни черными, ни индейцами, а странной помесью всех трех рас, Лиз всегда старалась держать голову высоко рядом с такими людьми, как Дюссои. Ее возмущала покорность рабов. Ее кузина Скарлет, Джуни, Зандер и слуга Редмондов Тимбо были ее друзьями. Почему же их ценность как людей должна быть ниже ее ценности или ценности Изабель Дюссой?
Она думала и молилась. Возможно, она никогда не сможет всего этого понять и принять.
Кроме всего прочего, Лиз не давал покоя ее недавний разговор с дедом, который разбудил в ее душе желания, о которых она не решалась поведать даже Богу во время молитвы.
«Твой Рафаэль придет за тобой, и тебе придется уехать с ним».
Это были абсурдные, фантастичные слова.
До появления в ее жизни Рафаэля никто не приходил ей на помощь. Ей всегда приходилось отбиваться в одиночку. У нее был маленький нож, у нее были ее мысли и воспоминания, ее ум, вера и молитвы. Раньше этого было достаточно. Но будет ли так всегда? Если дед был прав, наступали тяжелые времена. К кому она обратится, когда они придут?
И все же… все же…
– Что ты так вздыхаешь, дитя? – Джуни налила гумбо в миску. – Ты так сдуешь меня.
Лиз улыбнулась: Джуни, похожую на приземистый чугунный чайник, не смог бы сдвинуть с места и ураган.
– Это один из тех вздохов, которым невозможно найти объяснение. Как думаешь, мне стоит выходить за Нила? Все считают, что стоит, за исключением дедушки.
– Какая разница, как все считают? Тебе же спать с этим петушком.
– Джуни!
– Ну ты сама спросила.
Лиз рассмеялась, и беспокойство отступило.
– Я думаю, из меня получилась бы грустная курица.
– Возможно. – Джуни улыбнулась. – Если ты не собираешься откладывать яйца, тебе стоит держаться от курятника подальше.
Лиз со стуком уронила ложку.
– Думаешь, я несправедлива к Нилу, потому что никак не дам ему ответ?
– Думаю, ты играешь на его чувствах, как на дешевой скрипке.
– Подожди, так он скрипка или петух?
– Не важно. Ты тянешь эту телегу, тебе и думать, куда повернуть.
– Что ты имеешь в виду?
– Послушай, во многих вещах, которые происходят в жизни, выбирать не приходится. Когда тебе нужно принять решение, как минимум нужно подумать о последствиях. Этот мальчик тебя когда-нибудь обижал физически?
– Нет.
– А морально?
– Нет.
– Злил?
– Нет. Так он вообще кажется идеальным мужем.
Джуни фыркнула:
– Я бы сказала, что наоборот.
– Почему?
– Ну, конечно, никакая женщина не хочет, чтобы муж ее избивал. Но если мужчина всегда с тобой согласен, он не нужен.
Возможно, именно в этом была причина, почему Лиз так тянула с ответом Нилу, именно это она не могла до конца понять. Он не был ей нужен. Он мог бы быть лишь удобным средством доказать ее преданность Британской короне. Нил пытался убедить ее, что у властей никогда не будет вопросов к жене британского офицера. Ее совесть, а может, ее гордость говорили о том, что было бы ужасно по этой причине выйти замуж.
Она подумала о прабабке Женевьеве: та вышла за мужчину, которого видела всего несколько раз до свадьбы. Это был брак по расчету, и в то время у женщины было намного меньше вариантов, чем теперь у Лиз. Она подумала о матери, у который выбора вообще не было. Она могла выйти за Антуана Ланье или остаться в рабстве. И она подумала о Скарлет, которую забрали от любимого мужа.
Возможность отказать мужчине, который был «вполне хорош», но которого она не любила, казалась невиданной роскошью.
Однако… однако…
Не было никаких гарантий, что Рафаэль вернется в Мобил, что бы он ни говорил.
– Пойдем, дитя, нам надо подать еду, пока мужчины не разнесли таверну.
Слова Джуни вырвали Лиз из задумчивости. Она услышала громкие голоса, доносившиеся из зала.
– Что там такое?
Она взяла поднос, уставленный мисками с супом, и поспешила к двери.
Но внезапно дорогу ей преградил Зандер.
– Постойте, мисс Лиз. Тут говорят такое, что вам лучше не слышать.
– Что? – Она едва слышала его из-за оглушительного гама, стоявшего в зале. – Что происходит?
Она встала на цыпочки и выглянула из-за плеча негра.
– Мисс Лиз… вернитесь на кухню! – крикнул Зандер. – Дайте мне поднос.
Он попытался забрать у нее поднос, но она не отдала.
– Кто этот человек?
Зандер повернулся и проследил за ее взглядом. Девушка смотрела на низенького мужчину с красным лицом, который стоял на стуле в центре зала.
– Это американец, – мрачно ответил Зандер. – Его зовут Джеймс Уиллинг, и он пытается читать нашим людям Декларацию независимости.
Одевшись в ночную сорочку, Лиз уселась на своей маленькой кровати и попыталась читать при свете сальной свечи текст на плакате, отпечатанный в четыре столбца на дешевой бумаге. Она провела пальцем по смазанному заголовку вверху страницы:
«4 июля 1776 года, Декларация представителей Соединенных Штатов Америки, принятая в Конгрессе».
Из-за этих слов Джеймс Уиллинг угодил в тюрьму.
Зандеру не удалось помешать Лиз выйти в зал. Даже Джуни стало интересно, что хотел сказать этот маленький безумный белый человек. Женщины быстро обслужили клиентов и замерли в дверях кухни, прислушиваясь к дискуссии в зале. Прежде чем майору Редмонду успели донести, что «один из этих чертовых мятежников имел смелость приехать в Западную Флориду», определенное количество экземпляров Декларации разошлось по городу.
