Обольсти меня на рассвете - Клейпас Лиза
– Я просто подумала о том, что сегодня ночью эти две курицы скорее всего лягут спать в холодные постели, и согреть их будет некому. – В глазах ее сверкали озорные искорки. – В то время как я буду спать в обнимку со страстным красавцем цыганом, и он ни за что не даст мне замерзнуть.
Кев выжидал подходящий момент, чтобы подойти к Саймону Ханту, который все никак не мог избавиться от двух болтливых хохотушек.
– Можно на пару слов? – тихо спросил его Кев.
Хант, похоже, нисколько не удивился такой просьбе Кева.
– Давайте пройдем на заднюю террасу.
Из гостиной вела еще одна дверь, выходящая прямо на террасу. На дальнем конце террасы мужчины курили сигары. Густой запах хорошего табака щекотал ноздри.
Саймон Хант любезно улыбнулся и кивнул, когда любители сигар жестом пригласили его и Кева к ним присоединиться.
– Нам надо кое-что обсудить, – сказал он им. – Возможно, позже.
Прислонившись к железной балюстраде, Хант окинул Кева оценивающим взглядом.
Несколько раз они встречались в Гемпшире в поместье Стоуни-Кросс-Парк, граничащем с землями лорда Рамзи. Хант тогда понравился Кеву. Он вел себя по-мужски, говорил то, что считает нужным, прямо, без обиняков. Хант не делал тайны из своих устремлений. Он умел зарабатывать деньги и любил их тратить, и ему нравилась та власть, которую дает человеку богатство. И хотя большинство людей, достигших его высот, страдают завышенной самооценкой, Хант, казалось, не относился к себе слишком всерьез и обладал завидным чувством юмора. Он мог безжалостно подшучивать над другими, но и над собой тоже умел посмеяться.
– Полагаю, вы хотите спросить, что я знаю о Харроу? – спросил Хант.
– Да.
– В свете недавних событий ваше стремление навести о нем справки несколько напоминает попытку запереть дверь после того, как дом уже ограбили. И я должен добавить, что ничего не могу доказать. Но обвинения, которые выдвигают Ланемы против Харроу, достаточно серьезны, чтобы их следовало принять к рассмотрению.
– Что за обвинения? – прорычал Кев.
– До того как построить клинику во Франции, Харроу женился на старшей дочери Ланемов Луизе. Говорят, она была необыкновенно красива, немного избалована и своевольна, но в общем и целом – отличная партия для Харроу. За ней давали большое приданое, к тому же отец семейства имел весьма полезные связи.
Хант полез в карман сюртука и достал тонкий серебряный портсигар.
– Не желаете? – спросил он, предлагая Кеву сигару.
Кев покачал головой. Хант вытащил сигару, ловко отщипнул кончик специальными щипцами и чиркнул спичкой. Конец сигары загорелся красным, когда Хант глубоко затянулся.
– Если верить Ланемам, – продолжил Хант, выдыхая ароматный дым, – за год брака Луиза изменилась. Она стала покорной, очень тихой и абсолютно безучастной ко всему, что раньше вызывало у нее живой интерес. Когда Ланемы выказали свою озабоченность Харроу, он заявил, что все изменения в ней свидетельствуют лишь о наступившей зрелости и удовлетворении от семейной жизни.
– Но они в это не поверили?
– Нет. Однако когда они спросили об этом Луизу, она заявила, что счастлива, и попросила их не вмешиваться. – Хант вновь затянулся сигарой и задумчиво посмотрел вдаль, туда, где огни города светились в ночном тумане. – Во время второго года брака Луиза стала быстро угасать.
Кев похолодел, услышав слово «угасать». Так обычно говорят о людях, страдающих от неизлечимой болезни, которую врачи не могут диагностировать и понять.
– Она стала слабой, меланхоличной и все больше времени проводила в постели. Ничего не помогало. Ланемы настаивали на том, чтобы Луизу лечил их семейный врач, но и он не мог найти никаких телесных недугов, никаких физических причин для ее болезни. За месяц она сошла в могилу. Ланемы винили в ее смерти Харроу. До замужества Луиза была здоровой и жизнерадостной девушкой, а тут – всего два года брака, и ее не стало.
– Иногда такое случается по естественным причинам, – заметил Кев, чувствуя потребность выступить в роли адвоката дьявола. – Не обязательно в ее смерти виновен Харроу.
– Не обязательно. Но именно реакция Харроу на ее смерть убедила Ланемов в том, что Харроу причастен к ее смерти. Он был слишком сдержанным. Бесстрастным. Несколько крокодиловых слез на публику, и все.
– И после этого он уехал во Францию с деньгами, что получил в качестве приданого?
– Да. – Хант повел широкими плечами. – Я презираю сплетни, Меррипен, но Ланемы уважаемые люди и не склонны драматизировать. – Нахмурившись, он стряхнул пепел через край балюстрады. – И, несмотря на все то хорошее, что, как говорят, Харроу сделал для своих пациентов, я не могу не чувствовать, что с ним что-то не так. Что-то такое, чему я не нахожу определения.
Кев испытал огромное облегчение, услышав от Ханта, человека, которого он уважал и ценил, отголосок его собственных опасений.
– Харроу вызвал у меня те же чувства, когда я впервые его увидел, – сказал он. – Но никто моих чувств к нему, кажется, не разделяет.
Во взгляде Ханта сквозила ирония.
– Да, – с усмешкой сказал он, – этот случай не первый, когда я не разделяю мнение большинства. Но я думаю, у всякого, кому небезразлична мисс Хатауэй, есть повод для озабоченности.
Глава 15
К утру Меррипен уехал. Он выписался из «Ратледжа», оставив записку, что поедет один в имение Рамзи.
Уин проснулась в смятении. На душе у нее было тяжело, она чувствовала себя усталой и измученной. Меррипен слишком долго был неотъемлемой частью ее самой. Он жил в ее сердце, он был ее плотью, ее душой. Отпустить его сейчас – все равно что отрезать от себя кусок. И все же другого выхода не оставалось. Меррипен сам не оставил ей выбора.
Она умылась и оделась, с помощью горничной уложила волосы. Никаких серьезных разговоров ни с кем из членов семьи не будет, решила она. Не будет ни слез, ни сожалений. Она выйдет замуж за доктора Харроу и будет жить вдали от Гемпшира. В другой стране. Вдали от Меррипена. И она попытается найти успокоение в том, что между ними пролягут сотни и сотни миль. Иначе жизнь ее стала бы совсем невыносимой.
– Я хочу выйти замуж как можно быстрее, – сообщила она Джулиану тем же утром, когда они пили чай в семейных апартаментах Хатауэев. – Я скучаю по Франции. Хочу вернуться туда без промедления. В качестве вашей жены.
Джулиан улыбнулся и прикоснулся к ее щеке своими ухоженными пальцами.
– Хорошо, дорогая. – Он взял ее руку в свою и провел большим пальцем по костяшкам ее пальцев. – У меня есть кое-какие дела в Лондоне, и я приеду к вам в Гемпшир через несколько дней. Там мы все и спланируем. Мы можем обвенчаться в часовне поместья, если желаете.
В часовне, которую перестроил Меррипен.
– Прекрасная мысль, – ровным голосом сказала Уин.
– Сегодня я куплю для вас кольцо, – сказал Джулиан. – Какой камень вы бы хотели? Сапфир под цвет ваших глаз?
– Любой камень на ваш вкус. Не сомневаюсь, что мне понравится ваш выбор. – Уин позволила ему задержать ее руку. Они оба молчали. – Джулиан, – пробормотала она, – вы еще не спросили о том, что… что произошло между мной и Меррипеном вчера вечером.
– В этом нет необходимости, – ответил Джулиан. – Главное – результат, а результат меня более чем удовлетворяет.
– Я… Я хочу, чтобы вы понимали, что я буду вам хорошей женой, – серьезно сказала Уин. – Я… Моя былая привязанность к Меррипену…
– Со временем все забудется, – тихо сказал Джулиан.
– Да.
– И предупреждаю вас, Уинифред… Я буду прямо-таки биться за ваши симпатии. Я стану вам таким преданным, таким великодушным мужем, что в вашем сердце не окажется места ни для кого, кроме меня.
Она подумала, не поднять ли вопрос о детях, хотела спросить его, может ли он со временем смилостивиться и позволить ей родить ребенка, если ее здоровье позволит, Но, насколько она знала Джулиана, он был не из тех, кто легко меняет свои решения. И она не была уверена в том, что дети сделают ее брак более счастливым. Она была в ловушке.
