Жюльетта Бенцони - Изгнанник (LExilé)
— Если разговоры о ней правда, то ее мать умерла вовремя, — сказала как-то тетушка Роза де Варанвиль. — Не спорю, Жанна дю Меснильдо любила нравиться, но никаких последствий это не имело. О ее дочери такого не скажешь. Она распространяла свои роялистские симпатии на всех тех, кто просил у нее приюта. Ей приписывают уже полдюжины любовников, среди которых знаменитый шевалье де Брюслар. Ведь это он поклялся когда-нибудь сразиться на дуэли с Бонапартом. Разумеется, свечку никто не держал, и вы можете мне возразить, что люди злы.
Опасная перспектива для совсем молоденькой женщины! Но есть ли другой вариант? Элизабет — замужняя женщина, у нее есть право выбрать место проживания, которое устраивает ее супруга. И потом, принуждением от Элизабет ничего не добьешься. Он может запереть ее на ключ и следить за ней днем и ночью, но она, воплощая слова о том, что у любви есть крылья, найдет тот или иной способ сбежать от него. Кроме того, следует помнить об обещании, которое Гийом дал Бонапарту: ни под каким предлогом не давать в «Тринадцати ветрах» приюта странствующему королю. Но если луда вернется его дочь, как закрыть дверь перед ее мужем? Тем более что законы гостеприимства в Нормандии были очень строгими: тот, кто их нарушал, становился изгоем или почти изгоем!
Тремэн курил трубку, положив ноги на подставку для дров в камине. Вдруг ему пришло в голову, что последнюю проблему вполне можно решить. Как только он вернется домой, он сразу же отправит рабочих в дом каторжника, чтобы привести его в порядок, даже обставит его заново, чтобы прогнать призраков бывших хозяев. Он может пригласить кюре из Морсалина освятить его. Одновременно с этим он повидается со своим нотариусом, чтобы переписать владение на имя одной только Элизабет. До этого времени оно было частью наследства ее матери, Аньес де Нервиль, не разделенной между Элизабет и ее братом Адамом. В этом случае достаточно будет предоставить сыну равноценную замену. И тогда Элизабет сможет спокойно жить в собственном доме со своим мужем так долго, как они оба захотят. И, таким образом, Тремэн не нарушит слово, данное им Бонапарту.
«Завтра, — подумал он, — я расскажу Элизабет о моих намерениях. Возможно, это заставит ее быстрее вернуться домой... Но ей все равно придется пожить какое-то время в Байе!»
Гийом немного успокоился, и ему захотелось подышать свежим воздухом. Он вышел на деревянную галерею, куда были обращены двери номеров гостиницы, чтобы выкурить последнюю трубку. Потом он ляжет в постель. А вдруг ему удастся заснуть?
Ярко сияла луна, и ночью было почти так же светло, как на рассвете. Воздух был прохладным, и Гийом, прежде чем зажечь трубку, вдохнул запах мокрой травы, горящих дров и лошадиного навоза. Он подошел к перилам, ведущим к наружной лестнице, и хотел было облокотиться на них, но, выглянув во двор, сделал шаг назад. Посреди двора росло большое дерево, к которому днем привязывали лошадей проезжие путешественники. Под этим деревом стояла скамья, — доска, положенная на старые подставки для посадки верхом, — и на ней сидел человек.
Внимание Тремэна сначала привлек красный огонек его сигары. Он отчетливо светился в тени ветвей, с которых еще не облетели листья. Среди тех, кто ужинал на почтовой станции, только один мужчина курил сигары. Это был Виктор, и Гийому захотелось понаблюдать за ним какое-то время. Спрятавшись за одной из деревянных опор, он стал всматриваться в темноту. Его глаза с детства привыкли к этому. Ему не пришлось слишком сильно напрягаться. Молодой человек неожиданно встал и подошел к дому, оставляя за собой длинную тень на лунной дорожке, пересекающей двор. Медленно, подняв голову, он подошел к тому месту, куда выходила дверь Элизабет, и остался стоять там, глядя на эту дверь так напряженно, что заставил Гийома улыбнуться. Этот юноша страстно полюбил девушку, которую впервые увидел лишь сутки назад.
Какое-то время мужчины оставались каждый на своей позиции: один смотрел на дверь своей возлюбленной, другой за ним наблюдал. И постепенно в голове Гийома начал вырисовываться план. Скорее, это был порыв: почему бы полностью не довериться этому молодому человеку, который рискнул вызвать на себя гнев и злобу такого опасного человека, как Фуше, ради того, чтобы прийти на помощь даме своего сердца? Почему не поручить ему защиту Элизабет, ведь ему, отцу, этого никогда не разрешат?
Гийом немного подумал об этом и неожиданно решился. Пройдя по галерее тихо, как кошка, он спустился во двор, сделал несколько шагов, остановился и начал набивать трубку. Услышав скрип сапог по гравию, Гийом обернулся.
— О! Вы здесь? — он разыграл удивление. — Неужели и вам эта скверная луна не дает спать? По мнению моего врача, у меня слишком чувствительные нервы, и каждый месяц я мучаюсь бессонницей из-за ночного светила...
— Это не мой слушай. Мне просто не хотелось спать.
— Какое удачное совпадение! Я хотел поговорить с вами без свидетелей, но не смел побеспокоить вас. Не хотите ли присесть на скамью? Ни один любитель ночных прогулок нас там не увидит.
— Ну, что ж, давайте присядем.
Несколько минут мужчины курили молча. Гийом пытался подобрать слова для начала разговора. Наконец он решился:
— Я хотел поговорить с вами о моей дочери, Класи.
— Я предпочитаю, чтобы вы называли меня Гимаром.
— Не в этом случае: я обращаюсь к дворянину, а не к полицейскому. Я хочу попросить вас об огромной услуге. Речь идет об очень серьезном деле, поэтому мне хотелось бы быть уверенным в том, что вы сразу же забудете мои слова, если не сможете мне оказать эту услугу. Я не хочу приносить несчастье невиновным...
— Даю вам слово! — серьезно ответил молодой человек.
— Слушайте. Элизабет ни под каким предлогом не желает возвращаться домой. Я должен объяснить вам, почему. Она не жила там в то время, когда встретила принца и решила последовать за ним.
Гийом не любил долгие разговоры. Он умел в нескольких словах передать главное, поэтому ему понадобилось немного времени — ровно на одну выкуренную трубку — для того, чтобы объяснить Гимару положение дел в доме «Тринадцать ветров».
— Вы понимаете, — закончил Гийом, — что я сейчас не в том положении, чтобы чего-то требовать от Элизабет. А она не хочет ехать ни к кому из наших друзей. Я знаю еще одно решение этого вопроса, но для этого мне потребуется терпение. А Элизабет хочет поехать к своим друзьям.
— Где они живут?
— Я вам скажу об этом чуть позже. Мне нужно сначала услышать ваш ответ.
— Все достаточно справедливо, но должны ли вы действительно подчиняться абсолютно всем требованиям? В конце концов, если вы совершили ошибку — для мужчины вполне простительную, — ваша дочь совершила ошибку куда более серьезную. Ей всего лишь шестнадцать лет...
